Вальзер описывает свое ощущение, согласно которому то, что мы называем «коммуникативной памятью», на самом деле вовсе не коммуникативно. Ведь словами можно донести лишь то, что будет встроено адресатом в горизонт его понимания. Для радикальной инаковости воспоминаний невозможен перевод, который одновременно не был бы фальсификацией. Сформулированная Вальзером дилемма автобиографического воспоминания возникает из-за того, что в его случае обычная граница понимания между поколениями усугубляется границей между различными политическими системами. Нельзя передать «невинность воспоминаний», ибо она утрачена из-за драматичной трансформации ценностей и опыта в связи с различиями между национал-социализмом и нынешней Германией. Если человек не готов адаптировать свои воспоминания к действующему ныне нормативному консенсусу, они останутся неартикулированными.
Поскольку нельзя выскочить из своего времени, то и личные воспоминания Вальзера соотнесены с горизонтом ценностей и опыта его поколения
[186]. Вальзер принадлежит к поколению так называемых «помощников противовоздушной обороны» (Flakhelfergeneration), юных зенитчиков, которых рекрутировали из гитлерюгенда. В отличие от других возрастных когорт это поколение характеризуется не только жизнью в определенный исторический период, но и последовательной социализацией (включая инициацию) в идеологической системе национал-социализма с его расизмом и антисемитизмом. На биографиях представителей возрастной когорты тех, кто родился с 1918 по 1933 год, с самых ранних лет лежал глубокий отпечаток «ритуалов, воспитывающих и формирующих в мобилизационном духе» (Harald Scholz). Внутри этой возрастной когорты под давлением катастрофически ускоренной истории с 1939 по 1945 год образовалось не менее трех политических поколений. «Случайный год рождения так или иначе вовлекал каждого в исторические события, делая его виновным так или иначе. К тем, кто родился в 1924 году, применимы иные мерки, чем к родившимся в 1927 году, и совсем иные к родившимся в 1930 году. Всего трехлетняя разница в возрасте причисляет первых к виновному поколению молодых солдат, вторых – к „скептическому поколению“, а третьих – к поколению „непричастных“, родившихся в „непризывные“ годы»
[187].
Гитлеровская политизированная молодежь была амнистирована союзниками в 1946 году. Гельмут Шельски назвал поколение юных зенитчиков «скептическим»; им пришлось выработать внутреннюю самозащиту, чтобы выстоять в бессмысленных столкновениях с внешними угрозами; на основе этого опыта у них сформировалась устойчивая «боязнь самоидентификации». Интеллектуальное становление ФРГ осуществлено этим скептическим поколением, которое с начала шестидесятых годов инициировало новый критический дискурс и восстановило утраченный контакт с мировыми культурными традициями. Это поколение выдвинуло духовных лидеров и наставников для моего поколения, создавших для нас новую интеллектуальную атмосферу.
Наряду с большим интеллектуальным значением это поколение бывших членов гитлерюгенда характеризовалось одной особенностью менталитета, которая отразилась в результатах социологического опроса, проведенного институтом «ЭМНИД» по заказу еженедельника «Шпигель» в марте 1989 года, когда скорое крушение ГДР еще трудно было предугадать. Опрос показал значительное расхождение мнений между возрастными группами относительно возможности воссоединения Германии. Если молодежь преимущественно высказалась за сохранение status quo, то старшее поколение продемонстрировало, что все еще мыслит категориями великогерманского рейха
[188]. Осенью 1989 года, за год до падения Берлинской стены, Мартин Вальзер выступил с речью, в которой отчетливо проявил принадлежность к своему поколению, заговорив – вопреки духу времени – о приверженности национальной идее и о том, что размышляет, как «спасти для дальнейшего употребления слово „Германия“, испохабленное варварством и преступлениями»
[189].
Дискуссия вокруг спора между Вальзером и Бубисом вновь позволила осознать различие поколений. Если выступления тех, кому было около семидесяти, характеризовались повышенной эмоциональностью, то люди примерно пятидесятилетнего возраста говорили скорее взвешенно с позиций морального осуждения. Это лишний раз свидетельствует о наличии «границы понимания, обусловленной темпоральной природой переживаний». Очередная смена поколений превратит насыщенное биографическим опытом настоящее прошлое поколения участников войны не в чистое прошлое, а в настоящее прошлое следующих поколений, которое основывается уже не на биографическом опыте, а на знании и новых ценностных установках.
Коллективная память: победители и побежденные, жертвы и преступники
В коммуникативной памяти, которая всегда связана с поколенческой памятью, уже пересекаются индивидуальная и коллективная память. Однако говорить о коллективной памяти в точном смысле слова можно лишь на втором уровне. Этот уровень достигается осознанием определенных условий и границ, сохраняющих его контент за счет продления естественных сроков амортизации этого контента. Тем самым коллективная память представляет собой больший масштаб поколенческой памяти, которая без подобных обеспечительных условий распадалась бы снова и снова с уходом из жизни носителей поколенческой памяти. За счет чего коллективная память становится транспоколенческой, социальной, долговременной памятью общества? Ответ гласит: за счет связи с возникновением политического коллектива, солидарного сообщества. Память и коллектив взаимно поддерживают друг друга. Коллектив является носителем памяти, а память стабилизирует коллектив. Примером этому служат нации, которые конституировались и стабилизировались в XIX веке посредством коллективной памяти. Коллективная память – это политическая память. В отличие от диффузной коммуникативной памяти, которая сама собой формируется и вновь исчезает, коллективная память управляется извне и характеризуется сильной гомогенизацией.
