Упоминание Прокопия о том, что германцы, к которым присоединились арборихи, были именно правоверными христианами, а не еретиками, позволяет отождествить их с франками, поскольку остальные германские племена придерживались еретического арианства. Также оно может быть истолковано в том плане, что присоединение арборихов к франкам произошло уже после того, как Хлодвиг принял крещение сам, крестил свою военную дружину, а вслед за своим королем и воинами истинное христианство принял и весь франкский народ. Впрочем, возможно Прокопий совместил в своем изложении события всей второй половины V в. со времени битвы на Каталаунских полях в 451 г., описывая произошедшее между франками и местным галло-римским населением крайне широкими мазками эпического историописца. В таком случае за его краткими сообщениями могут крыться множество эпизодов установления союзных отношений и интеграции местных романских жителей Галлии и франкских пришельцев, происходившие как до, так и после крещения Хлодвига. И не только точная, но даже относительная датировка этих событий оказывается весьма условной.
Столь же сложно определить точную локализацию региона проживания арборихов в пределах Галлии. Полагают, что под обозначением «арборихи» имеются в виду романские жители городов на юге Tractus Armoricanus et Nervicanus — побережья Галлии, протянувшегося с севера на юг от современной Булони до Жиронды, и находившегося под контролем римской военной администрации во главе с дуксом. Впервые о существовании здесь особого военного округа известно из Notitia Dignitatum (буквально – Список должностей) – пространного перечня должностей чиновников римской администрации, датируемого рубежом IV–V вв.
Однако известно, что этот прибрежный регион был существенно укреплен уже во времена правления императора Диоклетиана (284–305). Возможно, к арборихам относились, в том числе, и размещенные в Арморике – исторической области на северо-западе современной Франции – лэты, в том числе и франкского происхождения, в задачи которых входила охрана побережья.
Упомянутые же далее «другие римские воины» были, по всей видимости, представителями воинских подразделений, оказавшихся в изоляции в других приграничных регионах. Возможно, ранее они поддерживали Сиагрия либо, по крайней мере, придерживались нейтралитета во время войны этого римского магната с Хлодвигом. Теперь же, лишенные последней призрачной надежды на восстановление в Галлии римского владычества, они вынуждены были прекратить сопротивление и покориться арборихам и германцам, точнее даже присоединиться к ним, поскольку, по свидетельству Прокопия, им удалось сохранить все традиции своей родины и даже военную организацию и воинские отличия.
Можно с высокой долей уверенности полагать, что произошло не подчинение римских воинов франкам, а заключение союза, признававшего равноправное положение галло-римлян и германцев под владычеством общего франкского короля, подобно тому, как это произошло с добровольным присоединением арборихов. И вновь обратив пристальное внимание на слова Прокопия Кесарийского, можно уверенно констатировать, что важнейшую, по сути, решающую роль в готовности римских воинов прекратить сопротивление и присоединиться к франкам сыграл факт принятия королем и всем этим германским племенем истинного христианства. Считая недопустимой капитуляцию перед еретиками-арианами, придерживавшиеся ортодоксального христианства римские воины готовы были объединиться с воспринявшими истинное крещение франками.
Все это лишний раз доказывает мудрость принятого Хлодвигом решения не просто креститься, но избрать для этого именно признаваемую и почитаемую галло-римским населением региона конфессию.
Поддержка со стороны романского духовенства позволяла также использовать церковь с ее развитой управленческой структурой как важный и эффективный механизм государственного управления, рекрутировать из числа служителей культа грамотных и ответственных администраторов, которые могли совмещать духовную службу с выполнением сугубо светских государственных обязанностей. Церковь рьяно поддерживает светского властителя, справедливо рассчитывая на ответные покровительство и заступничество с его стороны. Весьма показательны в этом плане обращенные к Хлодвигу слова епископа Авита Вьеннского: «Ваша вера есть наша победа» (Vestrafidesnostravictoriaest). Так две власти – духовная и светская – нашли друг друга и скоро убедилиcь в том, что их сотрудничество обоюдовыгодно и плодотворно, а вражда, напротив, губительна и опасна. Тот же Авит недвусмысленно вкладывал в руки Хлодвига оружие защитника истинной веры, которое франкский правитель мог эффективно использовать в своей светской политике для борьбы с внешними врагами: «Поскольку Бог через вас сделает своим ваш народ целиком, распространите из сокровищницы вашего сердца семена веры на народы за Рейном, на тех, кто все еще пребывает в природном невежестве и которые не испорчены никакими ростками извращенных учений».
И хотя вьеннский епископ предусмотрительно старается направить острие устремлений короля франков за Рейн и отвести тем самым угрозу от Бургундского королевства, правитель которого придерживался арианской ереси, Хлодвиг быстро сообразит (или будет понимать изначально), что знамя истинной веры можно использовать против ариан столь же эффективно, как и против язычников. Показательны, даже если это является вымыслом, сказанные Хлодвигом во время крещения слова, приведенные в фредегаровой «Хронике»: «Когда Ремигий читал Хлодвигу, стоящему в белых одеждах, отрывок из Евангелия о страстях Господа нашего Иисуса Христа, король сказал: «Если бы там был я с моими франками, мы бы отомстили за это преступление». Уже этими словами он показал свою веру и подтвердил, что он – истинный христианин». И уже этими словами король франков заявил о своем праве не только использовать военную силу для насаждения и защиты веры, но и использовать веру для обоснования и оправдания использования военной силы.
Следует, впрочем, отдельно отметить, что расчет франкского правителя на безоговорочную поддержку со стороны романского населения и католической церкви в деле борьбы с соседними королями-еретиками оправдался лишь отчасти, свидетельством чего являются осторожные и взвешенные послания епископа Авита, отнюдь не спешившего порицать бывшего арианином бургундского короля Гундобада и призывать Хлодвига покорить его страну.
Первой жертвой на пути установления власти надо всей Галлией стали бургунды во главе с королем Гундобадом, родным дядей жены Хлодвига Хродехильды. Впрочем, благодаря умелым действиям и, как свидетельствует Григорий Турский, мудрым советам приближенного знатного воина Аридия бургундскому правителю после выплаты унизительной для него дани удалось-таки отстоять независимость собственного государства. Немаловажную роль сыграло при этом обращение короля бургундов в истинное каноническое христианство, выбившее из рук Хлодвига важный пропагандистский козырь, позволявший обосновывать войну против бургундов необходимостью крестового похода против еретиков-ариан. Гораздо меньше повезло вестготам. Григорий Турский вложил в уста короля франков такие слова: «Я очень обеспокоен тем, что эти ариане (имелись в виду вестготы во главе с королем Аларихом II – прим. автора) владеют частью Галлии (речь о Тулузском королевстве вестготов в Аквитании – прим. автора). Пойдемте с Божьей помощью на них и, победив, подчиним нашей власти страну». Безусловно, под красивой идеологической оберткой скрывались иные, более земные и гораздо менее благородные цели вторжения. Однако, по всей видимости, религиозное воодушевление неофитов, стремившихся нести свет истинной веры и обращать, а если понадобиться, то и истреблять еретиков, действительно играло не последнюю роль. «И так как его (кроля франков – прим. автора) речь понравилась всем, – подытожит Григорий Турский, – Хлодвиг, выступив с войском, направился в Пуатье». Показательно при этом стремление Хлодвига заручиться поддержкой не только Господа и святых, прежде всего блаженного Мартина, обращаясь к ним за покровительством и заступничеством, но и обрести благосклонность Церкви, которой он жертвовал богатые дары. Хорошо осознавал король и необходимость налаживания хороших отношений с местным населением. С этой целью он запретил своим воинам брать в землях, через которые они проходили, что-либо, кроме земли и воды, и жестоко карал за малейшее отступление от этого требования, пусть даже взятым у какого-то безымянного бедняка было лишь сено, которое, по мнению нарушителя королевского повеления, было ни чем иным, как сухой травой.
