«Перейдя горный хребет Пиренеев и приняв капитуляцию всех городов и крепостей, которые лежали на его пути, он возвратился благополучно и без потерь, – повествует об этом Эйнгард. – Только в самих Пиренеях на обратной дороге пришлось ему несколько испытать вероломство басков. Когда войско двигалось растянутым строем, как к тому вынуждали горные теснины, баски, устроив засаду на вершинах скал (место же это вследствие густоты покрывавших его лесов весьма благоприятствовало их замыслу), напали сверху на отряд, прикрывавший их обоз, оттеснили его в долину и, завязав бой, перебили всех до единого, после чего, разграбив обоз, под покровом наступившей ночи быстро рассеялись в разные стороны. В этом деле баскам помогли и легкость их вооружения, и местность, в которой происходил бой. В сражении наряду со многими другими погибли королевский стольник Эггихард, пфальцграф Ансельм и Хруотланд, префект бретонского рубежа». События этого сражения, прежде всего героическая гибель графа Хруотланда (Hruotland) легли со временем в основу знаменитой французской эпической поэмы «Песнь о Роланде» (La Chanson de Roland), в несравненных строках описывающей героизм и гибель главного героя и его соратников:
Отважен и бесстрашен граф Роланд,
Готье де л´Он – боец ему под стать,
Архиепископ – опытен и храбр.
Прикрыть в бою собрата каждый рад.
Втроем они врубились в строй врага.
Сошла арабов тысяча с седла,
А сорок тысяч на конях сидят:
Боятся, видно, бой французам дать
И не подходят на длину меча,
Лишь копья мечут в них издалека.
Готье убили с первого броска,
Затем был ранен в голову прелат.
Проломлен щит его, пробит шишак,
Рассечена броня и пронзена,
Четыре пики разом в ней торчат.
Убили под Турпеном скакуна.
Увы, архиепископ назем пал!
Аой!
Турпен увидел – тяжко ранен он:
Четыре пики вонзены в него,
Но тут же встал, как истинный барон,
Взглянул вокруг, к Роланду подошел
И молвил: «Я еще не побежден.
Живым не сдастся в плен вассал честной».
Взял он Альмас, меч вороненый свой,
И тысячу ударов им нанес.
Воочью видел после наш король —
Четыреста арабов там легло:
Кто тяжко ранен, кто пронзен насквозь,
А кто и распростился с головой.
Так молвит жеста, пишет муж святой,
Барон Эгидий, зревший этот бой.
Хранится в Лане летопись его,
И лишь невежда не слыхал о том.
Безжалостно Роланд разит врага,
Но он в поту, в жару и жив едва.
От боли у него темно в глазах:
Трубя, виски с натуги он порвал.
Он хочет знать, вернется ль Карл назад,
Трубит из сил последних в Олифан.
Король услышал, скакуна сдержал
И говорит: «В горах беда стряслась.
Племянник мой покинет нынче нас.
Трубит он слабо – значит, смерть пришла.
Коней пришпорьте, чтоб не опоздать.
Пусть затрубят все наши трубы враз».
Труб у французов тысяч шестьдесят,
Им вторил дол и отзвук шлет гора.
Смолкает смех у мавров на устах.
«Подходит Карл», – язычники вопят.
Аой!
…
Не жаловал и не терпел Роланд
Ни труса, ни лжеца, ни гордеца,
Ни рыцаря, коль он плохой вассал.
«Сеньор, – отцу Турпену молвил граф. —
Хоть пеши вы, а я не сбит с седла,
Мы с вами вместе будем до конца,
Разделим скорбь и радость пополам.
Я ни на что не променяю вас.
Запомнят сарацины навсегда,
Как бьет Альмас и рубит Дюрандаль!».
Турпен в ответ: «Тому, кто дрогнул, – срам!
Вернется Карл и отомстит за нас».
…
Почуял граф – приходит смерть ему.
Холодный пот струится по челу.
Идет он под тенистую сосну,
Ложится на зеленую траву,
Свой меч и рог кладет себе на грудь.
К Испании лицо он повернул,
Чтоб было видно Карлу-королю,
Когда он с войском снова будет тут,
Что граф погиб, но победил в бою.
В грехах Роланд покаялся творцу,
Ему в залог перчатку протянул.
Аой!
Почуял граф, что кончен век его,
К Испании он обратил лицо,
Ударил в грудь себя одной рукой:
«Да ниспошлет прощение мне Бог,
Мне, кто грешил и в малом и в большом
Со дня, когда я был на свет рожден,
По этот, для меня последний бой».
Граф правую перчатку ввысь вознес.
Шлет ангелов за ним с небес Господь.
Аой!
Так сокрушительное поражение попавшего в засаду арьергарда франкских войск, отступавших после столь же неудачного похода Карла Великого в Испанию, послужило основой для создания сюжета одного из величайших героических эпосов эпохи Средневековья. Показательно, что главными врагами в поэме названы сарацины, тогда как Эйнгард ясно назвал их басками. Так произошло потому, что не годилось, чтобы врагами, от рук которых погиб Роланд, были единоверными ему и Карлу христианами. Эта роль была отведена мусульманам-арабам, названным в эпосе также сарацинами или маврами.
Как бы то ни было, первый поход Карла Великого в Испанию потерпел неудачу. Воодушевленные этим арабы начали в следующие годы беспокоить южные пределы Франкского королевства все более частыми и опасными набегами. На это следовало адекватно реагировать, и Карл Великий пошел по пути насаждения в регионе твердой военизированной власти франков, опиравшейся на многочисленные боеспособные дружины местных представителей королевской власти. Как сообщает хронист, король начал назначать в Аквитанию «графов, аббатов и многих других, кого называют обычно вассалами, избранных из франкской расы, и им доверил заботы… об охране границ и управлении королевскими городами».
В 781 г. Карл развил и закрепил успехи такой политики, создав в Аквитании, Гаскони и Септимании «долевое королевство» для своего сына Людовика, которому на тот момент едва исполнилось три года. Людовик был коронован Папой Адрианом I в Риме 15 апреля 781 г., одновременно с братом Пипином. После коронации малолетний король был отправлен в Тулузу, где отныне должен был находиться его двор, и где под присмотром верных Карлу Великому советников был организован местный региональный центр власти. Не приходится сомневаться, что и здесь, подобному тому, как это было в Италии, реальная верховная власть принадлежала Карлу, однако создание и дальнейшее существование еще одного «регионального королевства» было важным элементом внутренней политики, существенно облегчавшим решение сугубо региональных задач, не требовавших внимания и личного вмешательства со стороны верховного короля, а вскоре и императора франков. Такой способ делегирования власти на места был одновременно эффективным и безопасным, позволяя Карлу сосредоточиться на других, более насущных для жизни всего королевства делах, и на других направлениях внешней политики.
