Здесь самое время вспомнить также о второй составляющей противостояния Византийской империи и Франкского королевства, не менее, а то и более значимой для современников, чем взаимные политические претензии и борьба за территории. Речь о богословских расхождениях, все более отдалявших и отделявших византийскую (греческую) православную христианскую Церковь Востока от франкской (латинской) католической христианской Церкви Запада. На этом процессе уже давно сказывались постепенно нараставшие расхождения в обрядовой практике и стремление римского первосвященника к особому, первостепенному позиционированию во всем христианском мире, подкрепленное фактической независимостью Рима и Римского дуката от лишь формально контролировавшей эти области Византийской империи. В 754 же году произошел окончательный разрыв, к которому, помимо политических интересов папства, настойчиво подталкивали сами византийские императоры, настойчиво и упорно насаждавшие в своем государстве иконоборческую ересь. В том же 754 г. в Иерии состоялся масштабный иконоборческий собор, который подверг полному и окончательному запрету поклонение мощам и иконам и объявил еретиками всех «древо– и костепоклонников». Это вместе с разворотом Папы Римского в сторону Франкского королевства стало мощным ударом по символическому единству христианской Церкви. Запад не поддержал иконоборчество, осудив собор, и франкские епископы уже в 767 г. определенно высказались, в пику византийским иконоборцам, в пользу почитания икон.
Позже, со второй половины 780-х и особенно в 790-е гг. в полемику по этому поводу стал включаться и лично Карл, несомненно, считавший себя компетентным высказываться и, что еще важнее, уполномоченным вырабатывать окончательные решения по этому поводу. Казалось бы, VII Вселенский собор 787 г., восстановивший почитание икон в Византии, должен был встретить поддержку короля франков и франкского духовенства, однако этого не произошло. Именно во время его проведения произошел окончательный фактический разрыв в общении византийских и франкских священников, которое до этого, несмотря на все разногласия, все еще старались поддерживать. Недовольство франкских епископов вызвал тот факт, что они не были особо приглашены на собор 787 г. в Никее и от имени Церкви Запада говорили лишь уполномоченные представители Папы Римского. Такую позицию франкского духовенства явно поддерживал и поощрял Карл Великий, более того, весьма вероятно, что именно он и был ее инициатором. Заявление об особом статусе Церкви во Франкском государстве было для короля франков важным как в контексте выстраивания отношений с Папой Римским, так и в плане позиционирования себя на международной арене по отношению к Византийской империи.
Претендуя на отдельное представительство и приглашение на Вселенский собор, Карл Великий наглядно подчеркивал свою независимость и особый статус церкви в своей стране по отношению к римскому первосвященнику. Отныне Папа, по мнению короля, не имел права говорить ото всей Церкви Запада, у Франкии должен был появиться свой особый независимый голос. Что касается Византии, то заявка на особое приглашение франкских епископов на Вселенский собор была непрямым вызовом особому статусу византийского императора в христианском мире. Ведь если епископов Запада нельзя пригласить только через Папу, то кто может стать вторым, столь же значимым представителем Запада, имеющим право говорить от имени Церкви? Им мог быть только император, на фактическую роль которого, по сути, и претендовал Карл Великий, не заявляя о своих претензиях прямо и, возможно, на тот момент даже не вполне осознавая их природу, суть и далекоидущие последствия. Понимание собственного уникального квазиимперского статуса – залога будущего (воз)обновления империи на Западе – лишь постепенно, исподволь вызревало в сознании франкского монарха по мере накопления критической массы его успехов во внешней и внутренней политике и благодаря деятельности интеллектуалов со всей латинской Европы, собранных им при дворе. Именно об этом писал в одном из своих писем к Карлу Великому глубокий ученый и тонкий богослов Алкуин: «В мире существовали доселе три высочайших существа: Апостольская верховная власть, представляемая викарием блаженного Петра, князя апостолов. Затем следует императорское достоинство, то есть гражданская власть второго Рима (Константинополя – прим. автора)… Наконец, следует королевская власть, в каковой промышлением Господа нашего Иисуса Христа вы поставлены главой христианского народа. Могуществом вы выше упомянутых властей, мудростью славней, достоинством царства превосходней. В тебе одном почиет спасение христианской Церкви, ты мстишь злодеям, ты исправляешь заблудших, поощряешь добрых».
Таким образом, не получив приглашения к участию и, соответственно, не приняв участия в VII Вселенском соборе, Карл Великий и франкские епископы не признали вселенский статус этого церковного собрания. Более того, масла в огонь подлил неудачный перевод постановлений никейского собора с греческого на латинский язык, в котором были отождествлены и смешаны два качественно различных понятия: «обожение» (adoratio) и «почитание» (servitium). Это дало Карлу Великому сполна высказать свои богословские взгляды по поводу почитания икон, а заодно и утвердить свои позиции праведного и, по сути, единственного защитника истинного христианского вероучения и истинной Церкви, обвинив византийских императоров и «греческих» священников в том, что они продолжают упорствовать в своей ереси. И неважно, что его критика основывалась на неправильном переводе и недостаточном понимании богословских тонкостей принятых на VII Вселенском соборе решений, ведь со своей точки зрения он был непогрешимо прав и изрекал непреложную истину.
В так называемом «Опусе короля Карла против Синода» (Opus Caroli regis contra synodum) или «Каролингских книгах» (Libri Carolini), составленном между 789–791 гг., франкский монарх уверенно и мощно, словно библейский пророк, разил своих погрязших во грехе и заблудших во лжеучениях противников глаголом: «Неизмеримое честолюбие и ненасытная жажда славы овладели на Востоке не только Царями, но и епископами. В пренебрежении святого и спасительного Учения Апостольского, преступая заповеди отцов, они посредством своих позорных и нелепейших Соборов
[27] пытались ввести новые верования, каких не знал ни Спаситель, ни апостолы. И дабы слова их распространились до отдаленного потомства, они не задумывались разорвать узы единства Церкви. Несколько лет назад в Вифинии происходил Собор, который имел дерзость объявить отмену икон. Слова Спасителя в приложении к языческим идолам этот Собор применил ко всем изображениям, не принимая в соображение, что образ есть род, а идол – вид, и что нельзя делать заключение от вида к роду, и наоборот. В этой же местности был составлен второй Собор, на котором председательствовали преемники прежних Царей, и где присутствовали, между прочим, члены, бывшие на предыдущем Соборе. И этот собор [так же] впал в ошибку, как и первый. Первый Собор запретил даже смотреть на иконы, второй повелел их обожать и молиться им (adorare). Эти два Собора осквернили Невесту Христову (Церковь – прим. автора) и отвергли учение отцов, которые не повелевают воздавать божественное поклонение иконам, но употреблять их лишь для украшения церквей».
