Как видим, Карл Великий и его богословы высказывали чуть ли не протестантский взгляд на иконы, утверждая, что они не более чем «украшение церквей», призванные пробуждать чувства любви и преклонения верующих перед Господом. Еще большее значение для будущего раскола Церкви в середине XI в. имело сделанное в каролингских документах прибавление Никео-Константинопольскому Символу Веры утверждения о том, что Дух Святой исходит не только от Отца, но и от Сына – так называемая поправка filioque (от Сына). Карлу Великому удалось предвосхитить будущее и в этом.
Сильные по своей сути антивизантийские инвективы Карла были дополнены не менее значимой формой их принятия и распространения. В 794 г. во Франкфурте был проведен собор, ставший ответом на VII Вселенский собор 787 г. На нем были представлены не только франкские епископы, но вся Церковь Запада во главе с самим Папой Римским, причем Карл, по примеру Константина Великого и других византийских императоров, лично возглавил его работу. Если отложить в сторону богословские тонкости и обратить внимание исключительно на политическую подоплеку события, станет очевидным, что главным требованием Карла, к которому он настойчиво вел собор, было объявление анафемы VII Вселенскому собору и, следовательно, всем тем, кто принимал в нем участие и его организовывал. По сути, это была анафема самим византийским императорам, чего, судя по всему, и добивался Карл. Папа Римский Адриан I (772–795 гг.), понимая, что VII Вселенский собор не был еретическим, пытался уклониться от требований франкского короля. Однако поняв, что это невозможно, пошел на уловку, заявив, что будет осуждать занимавшего на тот момент престол императора Константина VI (780–797) не за собор, а сугубо исходя из территориальных претензий Византийской империи на земли «патримония св. Петра». «Я буду увещевать Императора, чтобы он возвратил св. Петру все его земли, которые он отнял; если он откажется, я объявлю его еретиком», – заявил Папа Адриан Ι. Карла Великого, судя по всему, вполне удовлетворила такая позиция. И это лишний раз наглядно свидетельствует о том, что главной политической целью Франкфуртского собора было для короля франков именно официальное церковное осуждение ромейского императора.
Последующие события позволяют понять, зачем это было нужно Карлу и к чему именно он так настойчиво готовился. Правда, в них вмешались непредвиденные обстоятельства, однако Карл уверенной рукой использовал их для своего замысла, корректируя его в зависимости от складывавшейся политической ситуации. И они как нельзя лучше укладывались в мозаику задуманной политической комбинации, лишь дополнительно украшая ее хитроумный узор. Первым таким незапланированным обстоятельством стал устроенный летом 797 г. государственный переворот в Византийской империи, во время которого был ослеплен и свергнут ее василевс Константин VI, и Ирина вновь стала полновластной императрицей. Смена одного константинопольского правителя-еретика другим, тем более женщиной, ничуть не усложняла, а лишь упрощала Карлу его задачу. Теперь можно было не беспокоиться об активной пропаганде и агитации против византийских императоров. Во-первых, самим фактом свержения законного правителя они подтверждали свой статус изменников и нечестивцев в глазах Карла, а значит, по его мнению, и всего истинного христианского мира, и уж точно, как минимум, Запада. Во-вторых, власть в Империи ромеев… захватила женщина! Все это вместе, по мнению Карла, составляло козырь, который следовало разыграть в полную силу, причем теперь даже не нужно было особо упорствовать в анафемствовании константинопольской властительницы: византийцы все сделали сами. О том, насколько значимым он представлялся современникам, свидетельствуют следующие слова из письма Алкуина Карлу: «Императорское достоинство, мирская власть второго Рима (претерпели урон). Глава этой империи был низложен путем бесчестным и нечестивым, ибо низложили его и не чужеземные захватчики, а его же собственная семья и его же сограждане. Когда весть об этом стала известна, молва разнесла ее повсюду». Об этом же не двузначно говорят и «Лоршские анналы», заявляющие, что императорский титул удалился из «страны греков», поскольку престол там узурпировала женщина. Мысль проста и сильна в своей наивной простоте: захватчик-узурпатор, а тем более, если это женщина, не может быть законным императором. Первая часть задачи – устранить с пути византийских императоров – решилась сама собой.
Вторым непредвиденным обстоятельством стал римский мятеж весной 799 г. против Папы Льва III, после которого униженный и покалеченный первосвященник вынужден был искать защиты при дворе Карла. Это решало вторую задачу – поставить наместника святого Петра в полностью зависимое, подконтрольное Карлу положение. Причем все происходило настолько удачно, что королю франков оставалось лишь собирать спелые плоды, сами падавшие ему в руки. К этому следует добавить отправленное в 797 г. – году свержения Константина VI и воцарения Ирины – восточное посольство, формальной задачей которого было привезти королю франков слона. Однако только ли о слоне должна была идти речь при дворе Харуна ар-Рашида, не говоря уже о важном, в пику как Константинополю, так и Риму, установлении прямых контактов с Иерусалимским патриархом?
Карл Великий строил планы и воплощал их в жизнь неспешно, в темпе времени, в котором ему довелось жить, но в стратегическом таланте системной игры на многих шахматных досках для достижения желаемого результата ему не откажешь. И 25 декабря 800 г. усердно ткавшаяся политическая паутина принесла желаемое – Карл Великий был коронован как император. То, что это произошло не совсем так, как он планировал, то, что не все посольства вернулись вовремя, было лишь незначительным напоминанием Карлу со стороны провидения, щедро помогавшего ему перед этим, что он всего лишь человек в руце Господней. И новокоронованный император, видимо, отнесся к этому, как и подобало великому властителю, с христианским смирением и философским пониманием, усердно продолжив и далее выкладывать мозаику своих планов.
Мы уже знаем, что 20 июля 802 г. во Франкию, точнее, в Аахен прибыл слон. И в том же 802 г., по свидетельству хрониста Феофана, «Карл, король франкский… намереваясь отправиться с флотом против Сицилии, раздумал, и лучше хотел соединиться браком с Ириною, и для того отправил послов». Несущественное совпадение забавной диковины и значимого международного события. Но это лишь на первый взгляд, ведь впереди слона шел официальный посол Харуна ар-Рашида, тот самый «перс с востока», с которым Карл встретился летом 801 г. в Верчелли. Нам, к сожалению, ничего не известно о том, какие сведения мог привезти этот, безусловно, высокопоставленный дипломат, что именно сообщал Харун ар-Рашид Карлу в ответ на его давнее уже посольство 797 г. Привезенные ответы могли уже устареть и быть бесполезными, но это лишь в том случае, если правитель франков задавал халифу сиюминутные, малозначительные вопросы. Нам же известно, что он не любил поспешности и строил планы основательно, на годы и десятилетия вперед. Мог ли Карл интересоваться отношением Харуна ар-Рашида к тому, чтобы их владения стали смежными, а сами они должны были установить добрососедские отношения? Не разменивали ли Харун ар-Рашид и Карл Великий между собой Кордовский эмират и Византийскую империю? На эти вопросы нет ответа, но они не кажутся неуместными или совершенно фантастическими. Ясно одно – восточный посол что-то сообщил Карлу, нечто важное, существенное, такое, что, либо поддерживало, либо противоречило планам франкского императора. И именно после этого Карл Великий заслал сватов к императрице Ирине, намереваясь одним брачным союзом разрубить Гордиев узел противоречий между Западом и Востоком, причем сделать это мирным путем без каких-либо военных действий и ненужного кровопролития.
