– Сейчас это уже не важно. Все эти картины для меня ценны по-своему. Я всю жизнь собираю эту коллекцию, но она не полная, как вы понимаете, – со вздохом сожаления сказала мадам.
Вильям Бугро «Первый траур», 1888
– Почему? – Нита действительно не понимала, как в принципе можно считать подобные коллекции неполными.
– Вы когда-нибудь видели работу Джона Эверетта Милле
[41] под названием «Офелия»?
Нита на мгновение задумалась, перебирая архивы памяти связанные с английскими живописцами.
– Вы говорите о братстве прерафаэлитов?
– Именно. Запечатлеть мгновение между жизнью и смертью – такое мастерство я видела только два раза за всю свою жизнь. А это не мало, уж поверьте. Милле это бесспорно удалось, но заполучить его работу я так и не смогла. Хотя для меня она имеет огромное значение. Проклятое братство прерафаэлитов
[42] надежно спрятало оригинал! – голос мадам полыхнул праведным гневом.
– Но об этом позже, – чуть успокоившись продолжила Пова, – Ну и второй раз я ощутила это тонкое мгновение перехода между жизнью и смертью на вашей картине. Да, не в полной мере, но вы уже точно близки.
Нита потеряла дар речи. Она не знала, как на это все реагировать. То ли радоваться и воспринимать, как огромный комплимент, то ли бежать из этого пентхауса и не оборачиваться. Как Пова Погок могла вообще знать о том состоянии, в котором она рисовала картины? Лиз точно была не в курсе и не могла рассказать эту историю с утоплением для красного словца и лучших продаж. Ведь Нита давно усвоила, – важно не мастерство, а история. Тогда успех гарантирован. Но сейчас подобный успех ее начинал пугать.
– У меня к вам будет просьба личного характера, если так можно выразиться, – Нита так и знала, что с мадам Погок не будет легко и точно стоит ждать подвоха.
– Я вас слушаю.
– Я так поняла именно вы курируете Художественный музей Принстона, – опять прозвучало, как факт.
– Не совсем, я просто помогаю профессору Лейну и занимаюсь организационными вопросами между музеями.
– То что нужно, – мадам впервые со времени их знакомства широко улыбнулась, искренне и по настоящему, – Я знаю, что вы сейчас ведете переговоры с музеем Лондона и именно вы будете делать оценку коллекции экспонатов для обмена.
– Все верно, но при чем здесь Лондонский музей?
– Выслушайте до конца, Нита, дорогая. У меня есть особый интерес именно к оригиналу «Офелии» Милле. Но мне не удалось получить доступ к оценке полотна на подлинность в Лондоне, так как именно этот факт у меня вызывает огромные сомнения. Мне достоверно известно, что полотно еще в прошлом веке покинуло территорию Англии. И я бы хотела подтвердить либо опровергнуть сей факт.
Ните показалось, что она ослышалась или не так поняла. Но серьезный вид Повы Погок говорил об обратном.
– Зачем вам нужно? И что вы хотите от меня?
– Я хочу, чтобы вы сделали оценку этого полотна при обмене. И, если подлинность подтвердится, сделали его замену на мою прекрасную копию. Если же в музее окажется тоже подделка, я была бы очень благодарна за вашу помощь в поисках оригинала.
– Вы, наверное, шутите! Это же… это серьезное преступление.
Джон Эверетт Милле, “Офелия”, 1851–1852
– Не более, чем убийство, – спокойно парировала Погок. И выждала театральную пауза, наслаждаясь реакцией Ниты.
– Простите? – Нита в миг побледнела и захотелось куда-то присесть. Но ближайший диванчик был в другом углу огромного зала.
– Ну вы же не думаете, что я просто так предлагала бы такой “обмен”, не имея, так сказать, убедительных аргументов для вашего согласия.
– Вы на что-то намекаете?
– Я просто констатирую факт. Мне действительно очень не хотелось бы, чтобы такой талант, как вы, провел остаток жизни за решеткой.
– Мне бы тоже… – Нита нащупала соседнюю стену и буквально завалилась на нее. Боже, что же известно этой сумасшедшей? Но уточнить Нита не решилась. Ответ мог быть страшнее, чем догадки.
– Будем считать это согласием. Мой секретарь уладит все формальности и передаст в нужное время, если потребуется, вам полотно и сопроводительную документацию.
Из соседнего зала бесшумно появился высокий мужчина в дорогом черном костюме. Нита его бы даже не заметила. Если бы не ровные кружочки сигаретного дыма, которые он поспешно выпустил из легких и потушил сигарету о явно коллекционную пепельницу. Он учтиво склонился и взглянул Ните прямо в глаза. Боже мой! Нита готова была поклясться, что именно его видела на дороге возле Карнеги до аварии. Именно он спрашивал, все ли с ней впорядке. Теперь становилось понятно откуда мадам Погок знает об убийстве. Может это было как раз ее рук дело. Но зачем? Ради посредственной картины, пусть и с историей. Что-то точно не сходилось.
– Уверяю, в моей практике еще не было случая, чтобы нашу маленькую шалость кто-то заметил. А ваши секреты – это мои секреты. В большей безопасности они не будут даже в швейцарском банке.
– То есть, – прошептала сухими губами Нита, хватаясь за последний шанс, – Вы хотите чтобы я просто заменила картину при передачи между музеями?
– Да, если она окажется подлинником. Вы быстро уловили суть, – усмехнулась Пова.
– Но я все равно не могу понять. Что такого в этой картине. Зачем вам именно подлинник?
– Вам и не нужно ничего понимать. Просто сделайте, что я прошу. В данной ситуации выиграют все и наконец-то получат то, что давно хотели.
Нита промолчала. Но, что в конечном итоге получит она? Еще одно преступление? И повод для очередного шантажа?
