Энтони молчал. На его лице читалась целая гамма чувств. От недоумения, до злости и даже страха. Но не было ни тени сомнения или недоверия. Он ей верил. Каждому слову. Почему? Ему самому было трудно ответить на этот вопрос. Просто знал, что это все правда.
– Нита, тебе нужно срочно от него уходить и обратиться в полицию. Ты же понимаешь, что если он попытался однажды, то ничего не мешает ему повторить попытку.
– Не могу. Не сейчас. Прежде я должна разобраться во всем этом хаосе. Хотя бы ради Рэнэ. Не хочу, чтобы из-за меня ее жизнь разрушилась.
– Но с таким же успехом он мог быть причастен и к твоей аварии.
– Возможно. Но это было бы уже слишком, – Нита до конца еще не верила в то, что столько лет жила рядом с монстром.
– Ладно, здесь решай сама. Так ты что-то нашла в архивах? – Энтони заметил исписанный блокнот.
– Да, немного. Но уже хоть что-то.
– Я тоже немного покопался в источниках и нашел несколько весьма интересных зацепок. Я не совсем уверен, но ведь твое имя в переводе с диалекта означает медведица, или принадлежащая клану медведей? – Энтони что-то быстро записал на клочке бумаге, – Да, и если написать имя твоей новой знакомой вот так, – молодой человек ткнул кончиком карандаша на ровные слегка округлые буквы, – То у нас получиться два слова: ведьма и смерть. Пова Погок. У навахо существовала легенда, о клане медведей, который заключил договор со смертью, но так и не выполнил свою часть обязательств.
Нита неотрывно смотрела на записи Энтони и даже боялась дышать. Она даже подумать не могла, что мадам Погок имела индейские корни. Хотя все было на поверхности. Мадам никогда и ничего не скрывала. Да она чуть ли не единственный человек, который всегда говорил ей правду. В отличии от людей, которых Нита знала пол жизни и доверяла безоговорочно. Эта “ведьма” никогда не скрывала своих истинных намерений и всегда называла цену своих услуг.
– Постой, но, что за договор и, что за обязательства? Я ничего не понимаю. К тому же, на кой Пове сдалась эта картина. Да, она по-своему гениальна, но она не стоит тех денег, из-за которых стоило бы убивать? Ни один предмет искусства не стоит человеческих жизней.
– Нита, люди убивали и за меньшее, – горечь в голосе Энтони была практически осязаемой, – но ты права. Погок не из тех людей, что пойдут на риск ради нескольких сотен тысяч долларов. Тут явно что-то другое. Насчет легенды, – это просто легенда. Не думаю, что Смерть в образе Повы Порог пришла вернуть должок. Но мне показалось забавным такое совпадение.
– В этом нет ничего забавного, – буркнула Нита, – до чертиков меня напугал.
– Не злись, сейчас любая информация может быть зацепкой. Так, а ты что накопала?
– Не настолько увлекательно и мистично, как у тебя, но кое-что есть. Вот, смотри, – Нита раскрыла блокнот на странице разрисованной разными растениями и цветами, – Милле очень интересовал язык цветов. В викторианской Англии такой символизм был крайне популярен и переживал новое рождение. Например ива, крапива и ромашка ассоциировались с забытой любовью, болью и невинностью. Все это определенно было на его картине.
Анютины глазки символизировали безответную любовь, фиалки, украшающие шею Офелии, считались символом верности, целомудрия и безвременной кончины. Мак означал саму смерть, увековеченную незабудками.
– И как это нам поможет? – Энтони пока не понимал, к чему была эта лекция о цветах
– Это определенно отсылки к истории Гамлета и Офелии. Прерафаэлиты любили всякий символизм, четкое разделение на добро и зло, жизнь и смерть. Это чуть ли не единственная картина Милле, где все слишком неоднозначно, пограничное состояние Офелии. Она уже не жива, но еще и не мертва. Возможно, стоит копать в этом направлении. Но я надеюсь, что смогу все же увидеть оригинал, и уж это полотно наверняка даст гораздо больше информации.
– Постой-постой. В литературе прерафаэлитам были близки Эдгар По и Уолт Уитмен, их истории родственны готической литературе и тоже всегда содержат четкие представления о плохом и хорошем. Бытует легенда, будто в 1850-х Уитмен пережил сильное моральное потрясение, которое определило его дальнейшую судьбу и характер творчества.
– Уитмен? В 50-х? – переспросила Нита, словно внезапно что-то поняла. Неужели это зацепка?
– Да, он имел довольно обширные связи с прерафаэлитами. Между прочим и с Милле тоже. Все началось с Фрэнсиса Россетти.
Он был одним из семи членов-основателей Братства прерафаэлитов в 1848 г. и стал неофициальным организатором и библиографом движения. Он также редактировал литературный журнал Братства и писал в нем поэтические обзоры.
– То есть ты хочешь сказать, что Уитмен и Милле были знакомы?
– Вполне вероятно. Ведь Россетти редактировал первое британское издание стихов Уитмена. Центральное место в его творчестве занимает одна книга – поэтический сборник «Листья травы». Его первое издание вышло в 1855, как раз после его личностного кризиса, и после этого Уитмен несколько раз добавлял новые стихотворения и заново опубликовал сборник с тем же названием. Но это один из знаменитейших сборников стихов, до сих пор. Это было что-то уникальное для того времени, но и сейчас стихи Уитмена остаются неподражаемы. Это тебя навело на какую-то мысль? – Энтони увидел, как лицо Ниты вначале просияло догадкой, а затем приняло озадаченный вид.
– Смотри, картина Милле, которая принесла ему славу, была закончена в 1852 году, а культовый сборник стихов Уитмена увидел свет в 1855 году. Возможно это только совпадение, но… Мадам Погок была уверена, что подлинник «Офелии» находится именно в штатах. И уже довольно давно.
Да и еще, в начале гражданской войны в США Уитмен занимал ряд государственных должностей – сначала в Управлении казначея армии, а затем в Бюро по делам индейцев. Он работал добровольцем в армейских госпиталях в качестве медбрата. Первые «Листья травы» – очень необычная книга. Было всего 6 экземпляров. На зеленой тканевой обложке не стояло имени автора, но была фотография, а в тонкой книжке было всего 12 стихотворений без названий.
– Откуда ты все это знаешь? – Энтони поразился таким познаниям биографии поэта. Скорее это именно ему пристало интересоваться такими тонкостями жизни литераторов.
– Это семейная история. Я всегда думала, что бабушка слегка приукрашивает, но похоже, что нет.
– Ты о чем? – Энтони весь превратился в слух.
– Я должна еще кое-что выяснить и потом лучше тебе все покажу. А сейчас, я уже опаздываю на встречу с Рэнэ.
– Ты издеваешься? Возможно, мы что-то нащупали, то, что связывает тебя, картину и эту полоумную дамочку.
– Энтони, я еще не совсем уверена в своей догадке. Завтра я делаю оценку картин из лондонского музея и буду знать все наверняка.
– Ну хорошо, только вот, что, – парень выглядел взволнованным, – будь осторожна со своим мужем. А лучше обратись в полицию.
– Я так и сделаю, как только буду иметь неоспоримые доказательства его вины. И пойму, что он сделал с Лиз.
