Глава 1. Романов
— Погоди… — тянется Рус пальцами к носкам своих кроссовок. — Так ты женился на той сестре Вайнштейна, которую за гостевым домом оприходовал?
— Нет, — подтягиваю к груди сначала одно, потом второе колено. — Та была другая сестра, Карина.
Он тихо смеется, вращая корпусом и качая головой.
— И я ее не приходовал, — добавляю, осматривая присыпанный снегом парк. — Мы просто тусовались вместе.
Последнюю неделю температура не поднималась выше минус десяти. В носу стынет воздух, и я застегиваю молнию олимпийки под самое горло.
Кровь еле-еле, но разгоняется, так что холода почти не чувствую.
Снега в этом году толком и не было, поэтому, когда он ни с того, ни с сего, вдруг начинает сыпать со всех сторон, присвистываю.
— Че с фонарями-то у вас? — спрашиваю Чернышова, кивая на тускло освещенную дорожку. — Половина не горит. Мэр ты или кто?
— Я два дня мэр, — отвечает он, тоже осматриваясь.
У замерзшего пруда мужик с доберманом. Без намордника.
Хмурюсь, приседая.
— Как ты вляпался так, до сих пор не пойму? — достав из кармана телефон, наш новый мэр стягивает зубами перчатку и фоткает парковую территорию.
— Обыкновенно. Тебе что ли не знать?
— У меня другое, — говорит мрачно.
Вдохнув поглубже, выпускаю изо рта белое облако пара.
В последние полгода я солидно забил на тренировки, и на то была веская причина — я получал свой самый незабываемый и бесценный жизненный опыт, и мне не только на тренировки пришлось забить.
Мой жизненный опыт зовут Яна, и когда я на ней женился, думал, что совмещаю приятное с полезным. Во-первых, у нее третий размер груди и много интересных навыков, во-вторых, ей двадцать, в-третьих, ее отец возглавляет департамент здравоохранения города, и это весьма полезное для меня знакомство, но ни один из этих фактов не смог компенсировать мне моих выскобленных до донышка мозгов, шести месяцев полного охреневания от происходящего и пары седых волос на моей башке.
— Просто никогда не связывайся с малолетками, — советую, снова присматриваясь к доберману.
Собака ведет себя смирно. Легко задирает заднюю лапу и оставляет на снегу желтое пятно.
Отвернувшись, начинаю разминать корпус.
— Я даже не знаю, где они обитают, малолетки твои, — усмехается
Чернышов.
— Не мои.
Смеется.
— Ты, однако, встряхнул курятник, — глумится Рус, глядя на дисплей. — На восемнадцатилетках у нас пока никто жениться не додумался.
— Ей двадцать, — говорю вежливо.
У нас-то и разница была всего семь лет, но не суть. В данном случае — это как семь световых лет.
Присев, проверяю шнурки.
Это всестороннее стебание капитально замахало. Я уже месяц как “статус свободен”, и смешного во всем этом нет ни хрена.
Главное, что я вынес из своего короткого брака — это то, что когда я немного приведу в порядок свою изнасилованную психику, на пушечный выстрел не подойду к женщине, которая будет моложе двадцати пяти, или даже двадцати шести лет. А в идеале я бы предпочел, чтобы ей было слегка за тридцать, но точно не двадцать, мать его, лет.
Двадцатилетние меня больше не вставляют.
Как и беспричинные капризы, от которых несет лютой жестью, вечные опоздания (без объяснения причин), слезы по поводу того, что в понедельник вечером я явился домой без цветов, таскания по тусовкам с пятницы по воскресенье, ресторанная еда семь дней в неделю, упрямое планирование Нового года на Мальдивах, в то время, как мой отпуск запланирован на летние месяцы, и никакая бронь не сможет изменить утвержденного ректоратом графика зимней сессии в передовом техническом ВУЗе, где я являюсь заведующим кафедрой научных разработок. И все это без учета недоразвитого мировоззрения, чего я по тупости не заметил изначально, потому что был сосредоточен на горизонтальной плоскости наших отношений. Эта плоскость могла бы затмить все другие, если бы у моей бывшей жены был чуть более прокачанный мозг, то есть, хотя бы лет на пять вперед.
Вряд ли в обозримом будущем я вообще задумаюсь о новых отношениях.
Меня немного ведет от одной этой мысли, но я готов рассмотреть адекватные варианты, просто чтобы ускорить процесс своего морального выздоровления.
— Ну что, погнали? — возвращает Рус телефон в карман.
— Угу… — перехожу на трусцу, с удовольствием отмечая, как начинают разогреваться мышцы.
Если весной хочу бежать марафон, пора начать нормальные тренировки.
Делаем большой круг вокруг пруда, и ко второму заходу начинаем ускоряться.
Постепенно голова отключается, а легкие начинают гореть и качать воздух.
Здесь отлично чистят дорожки, но если считать ворон, можно лихо поломаться. В целом же, после реконструкции тут только пара неровных мест.
В ушах немного фонит от собственного дыхания, но даже через этот шум я слышу отдаленный свист и собачий лай, а следом за ним пронзительный женский крик…
Переглядываемся.
Меняем направление не сговариваясь. Выскочив на соседнюю дорожку, осматриваемся.
Пусто.
Стараюсь успокоить дыхание, впиваясь глазами в кусты, аллеи и тени.
Прислушиваюсь.
Чернышов дышит рядом, делая тоже самое.
Отдаленные голоса, звуки шагов и слабое освещение мешают сориентироваться.
Снова лай и визг, только на этот раз такой, что у меня дергается глаз.
— Туда… — срывается с места Руслан, и я за ним.
Перепрыгнув через низкое ограждение, вылетаем на внутренний круг, прямо к озеру, откуда стартовали.
Там под фонарем визжит загнанная на скамейку девушка, а вокруг нее носится с лаем черный доберман.
Хозяина нигде не вижу.
— Стой, не торопись… — хватает меня за рукав Чернышов. — Саня, твою мать…
Скинув его руку, подбираюсь ближе к скамейке и тихо насвистываю.
— Романов… — слышу за своей спиной. — Не спеши…
Я слышу, как рыдает девушка. Ее страх задорит собаку, а крик пугает.
Псина отзывается на мой свист. Рыча, припадает к земле и агрессивно следит за мной из тени.
Дышу через нос.
Раз. Два. Три...
Примерный урон от ее нападения вскользь определяю, как клинический.
Сняв с головы шапку, медленно приседаю и загребаю в нее свежего снега.
