Дергаюсь, опять пытаясь вырваться.
— Не рыпайся, — говорит, проводя глазами двух парней в белых халатах.
— Мне больно… — цежу, хотя в душу закрадывается какой-то непонятный страх.
От того, как он смотрит. С каким-то странным блеском в глазах.
— Больно только в первый раз, — усмехается, нависая надо мной.
— Отвали… — выхватываю из его руки свою косу и отбрасываю за спину.
— Ты такая правильная, Стрельцова, — произносит с издевкой. — Хороша девочка-сиротка, да?
— Нет, — толкаю его в грудь, но мой голос подрагивает. — Если сейчас не отпустишь, я тебе двину в морду.
Его губы разъезжаются в ехидной улыбке.
— Ну попробуй.
Сглотнув, спрашиваю:
— Чего тебе надо?
— Ты в курсе, что фригидная?
По моим щекам ударяет краска, а в горле собирается ком.
Я не фригидная… я… нормальная… нормальная!
— Заткнись… — шепчу хрипло, глядя в его глаза. — Заткнись, понял?
Лениво усмехнувшись, продолжает:
— На твое счастье я добрый, поэтому в субботу повторим. Время напишу позже. Советую не выеживаться.
От тона его голоса сердце бухает в груди. Кажется, у меня пропал голос, потому что я ни слова не могу сказать, пока он надавливает большим пальцем на мою нижнюю губу, оттягивая ее вниз.
Опомнившись, врезаю по ней со всей силы и со всей силы толкаю в грудь.
Из под крышки кофейного стакана по руке и куртке течет. Отскочив в сторону, выпаливаю:
— Забудь. Я как-нибудь сама, понял? Отвали от меня.
Развернувшись на пятках, уношусь по коридору.
К глазам подкатывают дурацкие слезы. От оскорбления, которое теперь никак не вытравить из головы! И от того, что я не знаю как быть, если он опять нарисуется.
Ворвавшись в аудиторию, ставлю на стол стакан и трясу рукой. Запихнув в шкаф свой пуховик, бросаю хриплое “всем привет”. В нашей рабочей подгруппе тринадцать человек. Галдя, они снуют за спиной, пока я пытаюсь сбросить с себя ощущение от его пальца на своих губах.
Дверь в смежную аудиторию открывается, и из нее вылезает голова какого-то незнакомого мне парня. Шаря глазами по группе, он кричит:
— Ху из Стрельцова?
— Я, — выдергиваю из сумки халат, кусая губы.
— В шестнадцать встреча дипломников с Романовым у него в кабинете.
Прижав к груди халат, смотрю на него и лепечу:
— А?..
Сердце подскакивает к горлу.
Сегодня?!
— В. Шест-на-дцать… — начинает он повторять по слогам.
— Поняла! — провожу по горлу рукой, прося его не продолжать.
Рухнув на свой стул, опускаю на руки голову.
Ну, вот и все!
Глава 13. Люба
Зажевывая мерзкий осадок от встречи с Касьяновым шоколадной конфетой, двигаюсь по стеклянному переходу между корпусами.
За стеклом уже садится солнце, и все вокруг стало розовым от этого заката.
Я никогда всерьез не задумывалась о том, почему с парнями у меня не очень клеится. Может потому что я всех парней вокруг сравниваю со своим братом? А может потому что во мне что-то не так?
Я… недостаточно… чувственная?
У меня никогда не съезжали набекрень мозги от парней и похоти.
Но я вообще очень собранная!
Я не люблю, когда опаздывают. И когда обещают позвонить и не звонят.
Или когда парень откровенно скучает, слушая подробности из моей жизни, в то время как подробности своей он может отгружать вагонами. Парню, с которым мы пару раз ходили в кино до Касьянова я так и сказала. Спросила почему его дела должны быть интересны мне, а мои для него — усыпляющее чтение перед сном. С тех пор я его больше не видела, и даже не жалею.
Я не знаю откуда берется потребность вываливать на них свою жизнь, когда могу спокойно вываливать ее на брата. Наверное, потому что мне нужен мой человек! Только мой. Которого я не буду делить ни с кем, и которому… всегда будет интересно знать где я нахожусь и чем я, черт возьми, занимаюсь.
Проглотив сладкий шоколад вместе с возникшим в горле комом, сокрушенно достаю еще одну конфету и сворачиваю в коридор.
Я наверное последняя девятнадцатилетняя девственница в городе, но это не так унизительно, как быть последней двадцатилетней девственницей, а двадцать мне исполнится уже через три месяца.
Изучая кабинетные таблички плетусь от одной двери к другой. Я знаю, что его кабинет где-то рядом с деканатом, а возле него вечно толпится народ.
Обойдя кучку неизвестных мне лиц, двигаюсь вдоль стены, уже догадываясь, какая конкретно дверь мне нужна. Ее подпирают два лохматых парня, и судя по всему они — близнецы.
Мои нервы натягиваются, как гитарные струны. Меня колбасит совсем не от страха, а от волнения. Хочу его увидеть. А он меня?
Касьянов вместе со всем своим дерьмом испаряется из головы.
Прочитав имя на табличке, сжимаю пальцами ручки своей сумки.
— Дипломница? — спрашивает один из одинаковых парней.
На обоих джинсы и клетчатые рубашки, а я зачем-то распустила волосы!
Может чтобы прятаться за ними, как несчастной трусихе, которой и являюсь.
— Угу, — останавливаюсь рядом, кивая на дверь. — У себя?
Сердце в груди начинает скакать.
— Ага, занято, — сообщает парень.
Прижавшись спиной к стене, рассматриваю свои меховые угги и вздрагиваю, когда дверь кабинета открывается.
Чертовы… черти!
Быстро глотаю конфету, поправляя волосы.
— Заходите, — объявляет появившаяся на пороге девушка.
На ней мини-юбка и ботинки на каблуках, и она румяная, как помидор, и это помимо того, что она улыбается, как влюбленная дура.
Просто блеск, Александр Андреевич!
Близнецы заходят в кабинет, сосчитав до трех захожу следом.
— К пяти не успею, — слышу знакомый глубокий голос и тихий хрипловатый смех. — Набери меня часов в семь, обсудим.
От волнения потеют ладони, и мир сжимается до маленького, заваленного бумагами и обвешанного сертификатами кабинета.
Господи, ну и бардак.
В неверии смотрю на гору макулатуры в углу, топчась за спинами в клетчатых рубашках.
— На связи… — голос хозяина этого бардака пробирается мне под кожу, оседая искрами где-то в животе, а когда вижу его самого, уже не могу отвести глаз.
