Волнистые пряди на его умной голове находятся в идеальном небрежном беспорядке. Тонкий шерстяной свитер демонстрирует каждый изгиб мышц на широких плечах и груди. Мой дипломный руководитель настолько подтянутый, что на этом свитере ни единой складки.
Это катастрофа…
Не могу перестать смотреть. Серый цвет кошмарно ему идет!
Откинувшись в рабочем кресле, зажимает телефонную трубку между плечом и шеей, небрежно перелистывая страницы лежащей перед ним картонной папки, которая очень смахивает на личное дело студента.
Оторвав от нее глаза, Романов кладет трубку и смотрит прямо на меня.
В упор и без каких-нибудь видимых эмоций на своем красивом лице!
Осматривает с ног до головы. Мою обувь, джинсы, пушистый белый свитер.
Вернувшись к лицу, смотрит в мои глаза, постукивая длинными пальцами по папке.
Закусив губу, смотрю на потолок, а потом на лысый фикус в большом пластиковом горшке, который подпирает стену рядом с еще одной кучей макулатуры.
— Парни, — объявляет Романов. — Уступим даме место. Я надолго не задержу.
Скосив глаза, смотрю на единственный свободный стул. Три других завалены коробками и документами, как и шкаф, который на первый взгляд открывать опасно для жизни.
— Ага, без проблем, — хихикают близнецы.
Посмотрев на Романова, ловлю его взгляд на своем лице.
Положив телефонную трубку, он коротко велит:
— Садись.
Выдохнув, опускаюсь на стул, продолжая исподтишка его рассматривать.
Круглый ворот свитера окружает жилистую сильную шею, на которой отчетливо выделяется кадык и мышцы вокруг него.
Сглатываю.
Понятия не имею, что там у него в голове. В моей почти пусто!
— Вот список примерных тем для дипломов, — кивает на подоконник и громоздящийся там принтер. — Ознакомьтесь. Если есть свои предложения, можем обсудить индивидуально. Мои контакты там указаны.
Не затягивайте с выбором темы, в феврале вы уже точно должны знать, с чем будете работать.
— Принято, — салютует парень, забирая с принтера распечатки и вручая одну из них мне.
— Вопросы есть?
— Не-а…
— Тогда свободны.
Вскакиваю со стула, но вместо облегчения чувствую кошмарное разочарование.
Ну и ладно!
Быстро запихиваю листок в сумку, обманутая во всех своих глупых ожиданиях, которые я даже толком сформулировать не могу.
— Стрельцова… — слышу угрожающий голос, подлетев к двери. — Сядь на место.
Глава 14. Люба
Впившись пальцами в дверную ручку, замираю. За дверью шум и звуки шагов, но их быстро перебивает стук моего сердца.
— У вас очень уютно, Александр Андреевич, — замечаю тихо, глядя перед собой.
— Сбегать — это твое кредо?
Это звучит как издевка, хотя его голос нейтральный, насколько это возможно.
Я собиралась благополучно сбежать сейчас, но пол подо мной горит от стыда за свой вчерашний поступок.
Он что, хочет поговорить об этом? Разве мы не должны делать вид, будто этого не было?
— Я… у меня возникли… дела… — говорю расплывчато, и даже дураку понятно, что это чушь собачья.
Кажется, он сложил дважды два, потому что я не сомневаюсь в том, что лежащее перед ним дело — мое. И теперь он знает обо мне все, включая мое “семейное положение”, и теперь уж точно догадывается о причинах моего вчерашнего трусливого бегства.
Его кресло скрипит за моей спиной. Сделав маленький вдох, оборачиваюсь.
Зеленые глаза впиваются в мое лицо, а мои… прилипают к ним в ответ. И это как гипноз! Просто смотрим друг на друга, и я даже не моргаю, пока он не делает этого первым.
Сложив на груди руки и вытянув под столом ноги в темно-синих джинсах и кроссовках, любезно говорит:
— Присаживайся.
С тоской посмотрев на стул, покусываю изнутри губу.
Кажется, я к этому не готова!
Проходя мимо ощипанного фикуса, неуверенно интересуюсь:
— Вы его что, на лабораторный материал разобрали?
Посмотрев на цветок и обведя языком зубы, ровно бросает:
— Ему со мной скучно.
— Эм-м-м… — бормому, опускаясь на стул. — Кажется, он уже умер от скуки.
Подняв глаза, ловлю медленный взгляд на своих волосах, а потом на своем лице, и я в миг забываю, о чем мы вообще говорим!
Я… сегодня хозяин этого чулана кажется мне моложе, чем раньше. Может из-за того, что уличный свет так падает на его лицо, и я могу рассмотреть каждую деталь! А может еще почему-то, но он кажется мне гораздо моложе, чем я привыкла считать, и от этого у меня в голове все перемешивается.
Теперь разница между нами не кажется мне такой… ужасной, как раньше, и это приводит меня в дикое волнение.
Наши глаза сталкиваются опять, и, ерзая по стулу, начинаю краснеть, потому что меня к нему как магнитом тянет… К его телу, к его голосу… Что со мной такое?
Прижав к груди сумку, опускаю глаза.
Сделав очень глубокий вдох, он вдруг отворачивается к окну, говоря:
— У тебя удовлетворительная успеваемость по двум моим дисциплинам.
Две сессии подряд.
Мое лицо вспыхивает.
Он что, собирается меня отчитывать?
— Тройка — тоже оценка, — сообщаю ему.
— Так себе оценка, особенно если собираешься писать со мной диплом, — замечает он.
Глядя в стену за его плечом, запальчиво спрашиваю:
— Это что, ваши чувства оскорбляет, Александр Андреевич?
— Любовь Константиновна, — проговаривает с предупреждением, переведя на меня глаза. — Вы как-то не так со мной разговариваете.
Открываю рот, хлопая глазами.
Это разве не двойные стандарты?!
К своему ужасу выпаливаю раньше, чем успеваю подумать головой:
— Как с убийцей фикусов?
Его кулак с грохотом падает на стол.
Подпрыгнув на месте, лепечу:
— Я… наверное пойду…
— Ты табличку на входе читала? — игнорирует, намекая на то, в чьем кабинете я нахожусь.
Я была бы ужасно рада, если бы это хоть как-то меня отрезвило!
— Читала, — говорю тихо и, не выдержав, сообщаю. — У меня тройки, потому что я не нравлюсь вашей коллеге.
Эта ведьма… меня просто ненавидит. Чтобы я не делала, все равно получаю чертову тройку.
