— Люба… — хрипит он, перехватывая мою ладонь своей. — Не занимайся фигней… пф-ф-ф…
Глажу пальцами его щеку и просто не могу от него оторваться, а когда большим пальцем задеваю уголок его губ, отдергиваю руку, как вор.
Сощурив свои зеленые глаза, смотрит на меня исподлобья, и мне хочется провалиться сквозь землю. Моя ладонь тонет в его руке, и он… ее не отпускает.
— Ну че, до обезьянника прокатимся? — каркает Глеб за моей спиной.
Вскинув голову, Романов цедит:
— Если я прокачусь до обезьянника, ты свои погоны на полку положишь.
— Я что сделаю? — рычит мой брат.
— Будешь супермаркеты охранять, — бросает ему мой преподаватель.
— Еще одно слово скажешь, поедешь в обезьянник с мигалкой. За нападение на сотрудника полиции.
— Хватит! — ору, злая на них обоих.
Посмотрев на Романова, проговариваю:
— Александр Андреевич, это мой брат. Ему в армии голову оттоптали.
Мы… мы вас отвезем, куда нужно…
— Люба, сядь в машину, — холодно говорит Глеб. — Я сам разберусь.
— Встань, — велит Романов, толкнув меня вверх.
Я не такая дура, чтобы думать, будто его угрозы — пустые слова! Мне вдруг становится страшно. Он на досуге бегает вместе с мэром, а с кем пьет чай даже представить боюсь. Уровень нашего социального неравенства похож на пропасть, и если мой брат прямо сейчас не прекратит лезть на рожон, я его просто придушу!
— Извините нас… — сопротивляюсь, хватаясь за куртку Романова.
Чертыхнувшись, он лезет в карман и достает оттуда пищащий брелок от машины. Зло жмет на кнопку, но тот не реагирует. Опять пихнув его в карман, раздраженно повторяет:
— Люба, встань.
— Александр Андреевич… — шепчу я.
В ответ он снова чертыхается и с выдохом встает, дернув меня за локоть следом.
Это катастрофа.
Кажется, он на меня зол, потому что велит, открывая дверь:
— Садись в машину.
Смотрю в его лицо, кусая губы.
Между его бровей залегла складка.
— Извините… — повторяю тихо.
Его глаза останавливаются на моем лице и… второй раз за этот кошмарный вечер мне кажется, будто он хочет до меня дотронуться, потому что его рука дергается, а потом опускается.
Я больше не питаю надежд по поводу того, что он примет у меня этот чертов экзамен. Скорее всего, он меня больше видеть никогда не захочет, поэтому медлю еще секунду и со щемлением в груди сажусь в машину.
Они разговаривают целых пять минут, а потом мой брат занимает свое водительское место и молча сдает назад.
— Мы что, его не подвезем? — выпаливаю, глядя в окно.
Слегка расставив ноги и положив руки в карманы куртки, Романов не двигается с места.
— Я не такси, — отрезает Глеб.
Мне хочется рассказать ему кто он такой, но все о чем я могу думать, так это о том, что чем дальше силуэт моего дипломного руководителя становится, тем тоскливее становится у меня на душе.
Глава 18. Люба
— Твою… ж… — плюется Глеб, откашливаясь в свой кулак. — … мать…
Пихнув мне стакан карамельного латте, утирает рукой рот.
— Это кофе или сахар концентрированный? — продолжает отплевываться, возвращая руки на руль.
Обняв стакан ладонями, делаю маленький глоток.
— Мне так нравится, — бездумно смотрю в окно.
Этим утром город совсем пустой. Дворники расчищают от снега стекло, и их движение меня гипнотизирует.
Сделав еще один глоток, изо всех сил пытаюсь проснуться.
— Ты дофига сахара ешь. Это вообще-то вредно, — недовольно говорит брат.
Чувствую его глаза на своем лице, но сегодня у меня нет настроения сообщать ему о том, что обычно я заедаю свой кофе шоколадными конфетами. Мое настроение находится на уровне чуть ниже плинтуса, и это отчасти его вина.
— Чего ты так паришься? — рассуждает он. — Это просто экзамен.
Просто экзамен?
Я проходила через него дважды, и каждый раз от обиды хотелось выцарапать этой аспирантке глаза, но я решила, что не буду из-за этого страдать, правда это легче сказать, чем сделать.
Посмотрев на брата, отыскиваю маленькое синее пятно на его скуле и говорю:
— После того, как ты чуть не покалечил заместителя декана моего факультета? С чего бы мне «париться»?
Тот дурдом, который он устроил на пару с моим преподавателем, до сих пор стоит перед глазами. Вообще-то я считаю, что они оба хороши, но в отличии от своего брата все еще питаю дурацкие надежды на то, что увижу своего преподавателя снова. До того, как он женится на очередной длинноногой блондинке и отправится с ней на Мальдивы, чтобы кувыркаться в белом песке и делать фотографии для своего инстаграма.
От этой картины кофе кажется мне горьким. Отправив его в подстаканник, злюсь на себя за то, что струсила в тот день и сбежала.
Глеб сказал, что его дела с “этим придурком” меня не касаются, хотя как раз эти дела интересуют меня больше всего на свете. Он никогда не посвящает меня в свои проблемы, хотя я прекрасно знаю, что они у него случаются. Сегодня под курткой у него китель. Такое бывает раз в столетие.
Это либо хорошо, либо плохо. Он надел его либо для того, чтобы получить по шапке, либо для того, чтобы получить благодарность, и вероятность здесь пятьдесят на пятьдесят.
— Я его не калечил, — слышу голос Глеб. — Какого хрена заместителю декана твоего факультета от тебя надо?
— Мы просто разговаривали, — складываю на груди руки.
— Просто разговаривали? — тянет он.
— Да, — смотрю на него. — Люди иногда разговаривают друг с другом.
— Он слюни на тебя пускал, — цедит сквозь зубы, глядя на дорогу. — По самое колено.
Сон слетает с меня мгновенно, в груди, как колокол, грохочет сердце.
Сама я пускаю на него слюни постоянно, и в моем понимании это означает не замечать вокруг ни черта, кроме этих его зеленых глаз и… всего остального.
Стараясь не выдавать безумной гонки бабочек в своем животе, заправляю за уши волосы и, откашлявшись, спрашиваю:
— М… Что он делал?
Если он пускал на меня слюни, значит он захочет увидеть меня снова?
Повернув голову, Глеб изучает мое лицо целую вечность, а потом медленно говорит:
— Забудь…
— Но… — запинаюсь, не зная как стребовать с него объяснений!
— Здесь тебя высажу, — вдруг переводит он тему, ткнув подбородком на шлагбаум. — Ты баллончик с собой носишь?
