Смотрю на маленькие острые колени, обтянутые черными плотными колготками, возвращаюсь к кружевному лифику под белой блузкой, к ее глухому вороту и хитрым глазам владелицы, которые наблюдают за мной неотрывно.
Скорее всего, этот придурок, ее брат, вообще не в курсе. Это сужает круг поисков, и я чувствую себя королем дедукции, с азартом собираясь прогуляться по минному полю.
Опустив вниз руку, касаюсь пальцами внешней стороны ее лодыжки через замшевый рыжий сапог.
— Здесь?
Отрицательно мотает головой, провожая мою руку взглядом.
Разумеется не здесь. С учетом ее любви к деталям, этот вопрос просто чертова головоломка.
Проехавшись пальцами вверх, накрываю ладонью коленку.
Ее бедра вздрагивают, и мое тело откликается мгновенно.
— А у ва… тебя… есть тату? — выдыхает Люба.
— Есть, — тяну руку вверх по клетчатой юбке, очерчивая бедро, и останавливаюсь на ягодице.
— Здесь?
Приоткрыв губы, смотрит на мою руку.
Даже без микроскопа вижу, как бьется жилка на ее шее.
— Нет…
За спиной кто-то скрипит стулом. Нам обоим плевать, но я должен быть более дальновидным. Со всей ясностью понимаю, что эта игра слишком интересная, чтобы заканчивать ее в угоду моим низменным желаниям, поэтому, убрав с ее задницы свою руку, выпрямляюсь и говорю:
— Мне нужен тайм-аут.
Глава 24. Романов
Округлив глаза, Люба поднимает их вслед за мной, когда встаю и, прихватив свой стул, возвращаюсь на место. Плюхнувшись на него, с весельем наблюдаю смену настроений на ее лице. От растерянности до протеста, который она выражает, стреляя в меня возмущенным взглядом.
Усмехнувшись, обращаюсь к возникшей у стола официантке:
— Принесите счет.
Расставляя тарелки и раскладывая приборы, спрашивает:
— Карта или наличные?
— Карта, — смотрю на Любу, устраиваясь поудобнее.
То есть так, чтобы последствия нашей прелюдии не очень сильно давили ниже пояса, особенно когда она смотрит на меня, снова дуя свои губы и дыша так, что трепещут крылья маленького прямого носа.
Этот пит-стоп меня ни фига не радует, но попробовать ее на вкус я бы предпочел без свидетелей, особенно когда сонное спокойствие вокруг нас нарушает ввалившаяся в кафе толпа народа, нагруженная детьми и ледянками. Не могу сказать, что это вернуло меня в реальность. Моя реальность полностью сконцентрирована на сидящей рядом девушке, и все о чем я сейчас думаю, так это о том, куда все эти чертовы игры нас заведут.
Сдув со лба прядь волос, Люба хватает маленькую столовую ложку и вгоняет ее в присыпанное шоколадной крошкой пирожное, говоря:
— Приятного аппетита.
— И тебе, — взяв приборы, набрасываюсь на свой стейк.
Перестав жевать, наблюдая за тем, как она расправляется с пирожным и только после этого принимается за нормальную еду.
Что за?..
Легкость, с которой она провернула эту несусветную хренатень, оставляет на моем лице неизгладимый отпечаток. Увидев его, откашливается и замечает:
— Суфле у них не очень.
— М-м-м… — тяну, стараясь не поперхнуться. — Может оно лучше заходит на десерт?
— А вы… кхм… ты… — трясет головой. — Ты что, всегда следуешь правилам?
— Если бы я им следовал, нас бы здесь не было.
Посмотрев мне в глаза, обещает:
— Я никому не скажу.
Я не сомневаюсь в том, что она прекрасно осознает положение вещей и то, что приватность происходящего идет по умолчанию.
Молча отпив воды из стакана, проверяю время. Почти три дня.
Поймав мой взгляд на своем лице, отодвигает тарелку и тихо произносит:
— Я все.
Это мало похоже на нормальный прием пищи. Кроме некатирующегося суфле она толком ничего не съела, и что-то мне подсказывает, что для нее это обычная практика.
Бросив на стол салфетку, лезу в карман куртки за телефоном, чтобы расплатиться по счету. Покопавшись, нахожу давно забытую наличку, которую таскаю на всякий случай или на чаевые. Забросив в рот пластинку жевательной резинки, все еще прихожу в себя, надевая куртку и снимая с напольной вешалки Любину шубу.
Разворачиваю белое лохматое недоразумение, предлагая ей одеться.
Украдкой посмотрев мне в лицо, поворачивается спиной и бормочет:
— Спасибо.
Задержав руки на узких плечах, смотрю сверху вниз на рыжую макушку, которая достает до моего подбородка. Превозмогая желание прижаться к ней носом, отклоняюсь назад и пальцем оттягиваю вниз ворот шубы вместе с высоким воротником блузки. Просто на всякий случай заглядываю под них, чтобы увидеть шею под забранными наверх волосами.
Усмехнувшись, убираю лапы и делаю шаг назад.
Пока она возится с пуговицами, запускаю двигатель машины с брелка и придерживаю для нее дверь, когда выходим на улицу, где снег немного сбавил обороты, и это отличная новость, потому что он валит без остановки уже третий день.
Посадив Любу в машину, достаю из-под сидения щетку и в третий раз за день принимаюсь расчищать машину.
— Где ты живешь? — дую на руки, оказавшись в салоне.
— На Пилотах.
— Далековато.
— Я привыкла.
— Одна живешь? — спрашиваю, посмотрев на тонкий профиль.
— Угу, — снова стреляет в меня глазами, почувствовав в моей вопросе громадное двойное дно.
Не могу сказать, что его там нет, но мой вопрос имел под собой немного другую основу. Прежде всего я бы хотел знать, что меня обойдет стороной счастье случайно встретить ее братца. Что-то мне подсказывает, что рад он этому не будет, хотя его мнение волнует меня на полсотых процента.
— У тебя кроме брата нет родственников?
— Нет, — пожимает плечом, глядя в окно.
Ясно.
Когда въезжаем в забитый новостройками спальный район, Люба подается вперед, говоря:
— Вот здесь направо, и потом еще раз…
Петляю по узким дворам, ища свободное место, и это целая экспедиция. Я капитально отвык от спальных районов, потому что уже три года живу за городом. Впихнув машину в узкий боковой карман, отстегиваю ремень и поворачиваю голову. Откинув ее на подголовник, делаю глубокий вдох.
Если подсознательно я рассчитывал на то, что меня “отпустит”, то этого не случилось.
Люба смотрит на меня выжидающе, щелкая застежкой своего ремня.
— Продолжим? — стучу пальцами по рулю.
