Розовая. Голая. Мокрая.
Плоский живот подрагивает, когда кладу на него руку, второй сдвигая вниз свою одежду.
Скольжу большим пальцем между мягких складок, прогоняя кулак по зудящему стволу.
Шипит, вцепившись в мое запястье.
Подняв глаза, смотрю в пылающее страстью лицо.
Держась за мою руку, запрокидывает голову и стонет, утопая в своих рыжих волосах.
Мое имя в ее исполнении — это целая гребаная симфония! Если добавить к этому один, а потом второй палец, получится целая гребаная опера, а если добавить к этому мой рот, получаем оргазм, который сжимает пальцы так, что успеваю опомниться только тогда, когда, обхватив ладонями тонкую талию, насаживаю на себя извивающееся тело, с хрипом толкая навстречу бедра.
— Аааййййй… — визжит Люба, хватаясь за мои руки.
Уйдя назад, возвращаюсь под еще один взвизг, который с четвертым толчком становится стоном, после чего резко сбиваюсь со счета, находя ее круглые маленькие сиськи идеальным полотном для жирной точки этой увертюры.
Глава 32. Люба
Матрас прогибается совсем чуть-чуть, но я все равно просыпаюсь мгновенно.
Сердце делает скачок, от которого меня подбрасывает, и только когда резко сажусь, распахнув глаза, понимаю, что я не на своем диване и не в своей квартире.
Столкнувшись глазами с зеленью глаз напротив, моргаю, осматриваясь.
— Доброе утро, — приправленный хрипотцой голос звучит удивленно.
Я подскочила, как ошпаренная.
Опустив глаза, смотрю на свои руки, прижимающие к груди воздушное одеяло в сером пододеяльнике.
На мне футболка на три размера больше, но совершенно точно нет белья.
— Доброе… — выдыхаю, поднимая глаза. — Я… — бормочу ломким голосом, трогая свои волосы, которые даже на ощупь выглядят стогом сена. — Очень чутко сплю… — пытаюсь объяснить свою паническую атаку, прикладывая пальцы к своим горящим губам, а потом прохожусь ими по своей шее, которую пощипывает, как и мою грудь.
Боже ты мой…
Проследив за хаотичными движениями моей руки, хозяин этой постели хмурится и трет ладонью идеально гладкий подбородок, говоря:
— Ты спишь, как сурок.
Его глаза пристально вглядываются в мои, но его голос только что звучал смущенно.
И я внезапно во всех подробностях вспоминаю, почему! Вспоминаю каждое касание его жадных губ и игру, которую господин Романов обозвал
«поиском сокровищ», и от которой следы его щетины присутствуют на каждом миллиметре моего тела… на каждом чертовом миллиметре…
Горячая волна обжигает живот.
Сжав бёдра, в смущении отводу глаза, понятия не имея, как себя вести.
Вчера я вообще головой почти не думала. Я так хотела его увидеть.
— Да нет же… Я сплю, как часовой… — бросаю на него осторожный взгляд.
Я с детства сплю, как часовой!
И то, что он сидит на краю постели совершенно одетый и свежий, меня удивляет. Как я могла не услышать шума воды в душе? Или скрипа полов…
На нем заправленная в джинсы синяя рубашка, и он гладко выбрит.
Я никогда не видела его без густой щетины. Никогда. Немного влажные после душа волосы зачесаны назад, открывая лоб и лицо… он выглядит таким молодым и красивым, что мне хочется застонать. Или наброситься на него и заставить повторить все то, что он вытворял со мной вчера!
— Не помню, как уснула, — смотрю на его сильную шею, скатываясь глазами в ямочку у основания, которая отчетливо видна в вороте рубашки.
Губы пульсируют от желания поцеловать это место, а лучше его губы.
— Это произошло внезапно, — тихо произносит Саша.
Чувствую его глаза на своём лице.
— Я плохо спала пару последних дней, — разглаживаю на коленях одеяло.
Глядя на меня исподлобья, упирается локтями в колени:
— Почему?
— Скучала. По тебе, — заявляю дерзко, не собираясь вываливать на него свои проблемы.
Мой телефон лежит на тумбочке, и на всякий случай я его выключила.
Здесь, рядом мужчиной моей мечты, мне на все плевать, даже на то, что мне до чертиков страшно телефон включать.
— Похвально, — кивает он.
Не знаю что за магнит поместили в него, но мое тело тянется к нему само.
Рядом с ним я даже двигаюсь по-другому. Как какая-то кошка. Медленно и распутно!
Обвив пальцами его бицепс, прижимаюсь к нему губами. Закрываю глаза, чувствуя под своими пальцами стальные мышцы.
Господи… те фотографии, которые облетели весь универ — это не фотошоп. Там под рубашкой у него настоящие кубики. А в его джинсах… мне конечно не с чем сравнивать, но эти картинки заставляют сжаться такие мышцы, о которых в общественном транспорте лучше не вспоминать.
— Который час? — шепчу, продолжая за него держаться.
— Восемь. Мне пора в университет, — говорит Саша, прижимаясь своим носом к моей макушке.
— О… — тяну беспечно, хотя мне хочется заплакать. — Откроешь в мою честь какой нибудь белок?
— А вчерашний тебе не понравился? — хрипло спрашивает в мои волосы.
— Александр Андреевич! — ахаю, падая на кровать и накрываясь с головой одеялом.
Тихий смешок заставляет гореть щеки.
— У тебя на телефоне инструкция как закрыть дом. Поспи еще, если хочешь. Или закажи себе поесть. Карта на тумбочке.
— Спасибо, — бормочу из-под одеяла.
— Я пошел? — слышу над собой его голос.
— Угу…
Спрашивать его о том, когда мы увидимся, не решаюсь. Ведь у нас… ничего серьезного. Понятия не имею, как выглядят отношения “ничего серьезного” и как должна себя вести, но внутренний голос подсказывает, что непринужденно.
Я не должна… “выносить ему мозг”.
Не должна навязываться.
Не должна быть обузой.
Но правда в том, что я жажду его внимания. И… его заботы.
Не будь липучкой!
Не буду.
Слушая шаги на лестнице, а потом вой мотора за окном во дворе его дома, с тоской и страхом думаю о том, что будет, когда ему надоест мое общество. Сам-то он никогда мне не надоест.
Я влюбилась в него намертво.
Откинув одеяло, осматриваю совершенно мужскую комнату.
Мужчины и женщины действительно отличаются на клеточном уровне.
Я бы никогда не смогла украсить стену собственной спальни серыми обоями. Здесь все в разной степени серости. Стены, пол, мебель. Только длинная занавеска на большом окне белая. Но несмотря на это, мне до боли не хочется покидать его постель.
