— Пунктуальность, Таня, — хмыкаю, направляясь к дверям ректорского кабинета. — Города берет.
— А я думала смелость, — хихикает мне вслед.
— И она тоже, — подмигиваю, просовывая за дверь сначала букет, а потом себя самого.
Густота цветочного аромата внутри оглушает.
Оно и неудивительно, их тут, как грязи. В вазах на полу и на всех доступных поверхностях. И мой букет не самый выдающийся, есть и посерьезнее, зато мои розы селекционные, того самого “любимого” цвета.
— Сашенька, проходи-проходи, — оборачивается на хлопок двери хозяйка, доставая из шкафа, забитого коллекционными бутылками разнокалиберного спиртного, седую голову с неизменным аккуратным пучком на затылке.
Анна Гавриловна Повелецкая.
Главная женщина в моей жизни, конечно, после матери.
Семь лет назад именно с ее подачи я стал активно вырабатывать жизненные цели и стратегию их достижения. Она в меня поверила, и, к счастью, я не стал разочарованием всей ее жизни.
Целуя изрядно припудренную щеку, вручаю ей букет с ленивой улыбкой и словами:
— Самой очаровательной девушке. С днем рождения.
— Плут ты, Александр, — трепет меня по щеке. — Побрился наконец-то.
— Кхм… — откашливаюсь, усаживаясь на стул у длинного стола для совещаний. — К такому событию и не побриться?
— Ой-ли, — улыбается, рассматривая розы, которые я заказал еще полгода назад.
Ответом на мое вранье служит прилив крови в неподобающих для, твою мать, ситуации местах.
Я побрился из совершенно других соображений, которым не место в моей голове, когда нахожусь на территории университета.
Концентрируясь на седовласой женщине в строгом костюме и с жемчужной брошью на груди, делаю выдох.
— Цвет сделан на заказ, — улыбаюсь, когда на постаревшем лице появляется румянец.
В последние годы она начала сдавать в прогрессии, которая меня немного пугает, хотя возраст эту женщину ни капли не портит. Может потому что она мне дорога, и я смотрю на вещи через свои фильтры? Признательность и уважение, за ее достижения, и за мои достижения под ее руководством.
— Какой ты у меня внимательный мальчик, — говорит ласково, поглаживая лепестки цвета розового шампанского.
— Мальчику уж тридцать почти, — достаю из кармана пиджака телефон.
— Какие твои годы, — примеряет букет к широкой пустой вазе. — Еще на мое место сядешь. Обещаю.
— Да уж не дай Бог… — смотрю на дисплей, где аварийкой мигает имя сестры.
На часах одиннадцать утра, и вся моя семья знает, что до пяти вечера меня стоит беспокоить только в крайних случаях, поэтому возвращаю телефон в карман, собираясь перезвонить, как только покину кабинет ректора.
— Ничего, — снова ныряет Анна в шкаф. — Через пару лет посмотрим, как ты запоешь. Тяга к самореализации — она знаешь, пятый инстинкт у человека.
Мои инстинкты сегодня скатились до уровня сексуальных, будто я от спячки пробудился.
Позорно, Романов, думать о золотых рыбках, когда тебе место ректора предлагают в перспективе на пару ближайших десятилетий.
— Тяга к самореализации, — замечаю. — Как и любая тяга, может быть губительной. Можно лихо обосраться.
— Для этого нужно слушать старших, — опускает на нос очки, поднося к свету бутылку коллекционной Чачи. — Хотя бы иногда. Выпьешь?
— Не могу, — развожу руками. — За рулем.
— Тогда возьми себе, — вручает мне бутылку, подходя к своему кожаному креслу.
— Не у меня же праздник, — пеняю, рассматривая этикетку.
— Я такое все равно не пью, — отмахивается, усаживаясь. — Мероприятие завтра. Ресторан этот новый.
— “Ривьера”, — предполагаю.
— Татьяна тебе дала информацию? Придешь ведь? Познакомлю тебя с новым главой департамента образования.
— Приду конечно, — киваю, вбивая в телефон напоминание взять у
Татьяны “информацию”.
Количество светских мероприятий в этом месяце напрягает. Идти одному в
“Ривьеру” на день рождения ректора не менее муторное занятие, чем идти одному на юбилей губернатора.
Перед глазами возникает образ моей юной любовницы во всех мельчайших подробностях. Вплоть до розовых перьев в ее ушах и рассыпанных вокруг голубых глаз блесток.
Тупость в том, что дело совсем не в одежде и не в деталях.
Дело в том, что ей девятнадцать, и любому вменяемому человеку, прежде чем предложить ей бокал вина, обязательно придет в голову попросить паспорт.
Задержав палец на дисплее, рассматриваю фото, на котором поперек моей кровати растянулось гибкое стройное тело. Серая футболка задрана ровно настолько, чтобы был виден намек на очертания бледных округлых ягодиц и того, что под ними. Рыжеволосая голова опущена на руки, и через секунду я буду там же, в постели, только Любовь Стрельцова за ночь ни разу не пошевелилась, и вряд ли об этом помнит.
Впившись глазами в экран, ерзаю по стулу.
Она отключилась сразу после душа.
Понятия не имею, зачем вообще сделал это фото.
Подняв глаза от экрана, встречаю слегка поблекшие серые глаза Анны, и они смотрят на меня с любопытством и легким удивлением.
Ну, что за фигня?
Опять?
Слава Богу, в этот момент ее рабочий телефон начинает жужжать, избавляя меня от необходимости вдаваться хоть в какие-то объяснения по поводу своего ухода из реальности.
Выпить кофе не успеваем, так как на мое место претендует следующий посетитель, поэтому оставляю кабинет. Пожав руку известному в городе депутату, убираюсь из приемной, на ходу набирая сестру.
— Что-то срочное? — заворачиваю за угол, собираясь покинуть здание своей альма-матер, потому что приехал именно для того, чтобы поздравить
Анну и немного поработать.
— Знаешь, — с претензией. — Я тебе поражаюсь.
— В каком смысле? — взбегаю по лестнице на третий этаж, чтобы забрать куртку и ноутбук.
— Ты хоть предупреждай, что у тебя “гости”.
Твою мать!
— Секунду, — прошу, кивая секретарю деканата.
Влетев в свой кабинет, прикрываю дверь и рассекаю кулаком воздух.
Твою мать!
Забыл, что Оля собиралась заехать.
— Извини. Заработался, — провожу по лицу рукой, воображая себе ситуацию.
— О, да, — ядовито. — Я так и поняла.
— Оля, — говорю строго. — Проехали. Недоразумение.
— Угу. Конечно. Как скажешь.
В голову лезет всякое-разное. Люба. Моя сестра не так компания, на которую я мог бы ее оставить без собственного непосредственного присутствия.
