Замерев у холодильника, пытаюсь припомнить, зачем сюда пришла.
Как капризный ребенок поджав губу, выхватываю с полки маленькую жестяную банку и швыряю ее в тележку. Захлопнув холодильник, иду к кассам, по дороге захватив пачку чая, но врезаюсь в невидиму стену, когда вижу впереди широкую спину в черном пальто.
Открыв от изумления рот, слежу за тем, как Александр Андреевич шагает мимо закрытых касс к единственной рабочей и ставит на ленту здоровенную пластиковую бутылку с голубой жидкостью.
На его голове капюшон толстовки, который никак не сочетается со строгим черным пальто. Даже несмотря на этот капюшон не узнать его я могла бы только если лишилась бы всех органов чувств разом!
Впившись в ручки тележки, врастаю в пол, осматриваясь по сторонам в поисках хоть какой-то поддержки.
Все мои тяготы вдруг наваливаются на меня разом.
Все разом.
Когда вижу его здесь, перед собой, вдруг чувствую себя ужасно слабой.
Маленькой слабачкой, у которой вместо гордости одни только слезы!
Судорожно глотнув воздуха, вдруг понимаю, что все это время была натянутой пружиной. И эти предательские слезы, которые вдруг выкатываются из моих глаз — тому подтверждение.
Я не готова.
Не готова делать вид, будто мне все равно. Будто мне до сих пор не страшно смотреть ужасы одной, или ждать звонка с неизвестного номера на свой телефон. Или делать вид, будто мне все равно, забыл он меня или еще нет…
Отодвинув пальто, он достает из заднего кармана джинс телефон и бросает хмурый взгляд в пространство, повернув голову. Отвернувшись, делает шаг вперед, а потом его голова дергается и поворачивается опять, а глаза впиваются в меня, застывшую посреди зала.
Пячусь и разворачиваю тележку, ныряя в первый попавшийся ряд.
Не хочу его видеть… Не хочу…
Я не хочу, чтобы он меня жалел. Хочу, чтобы любил…
Пробежав ряд насквозь, сворачиваю к холодильникам, суетливо возвращая на место курицу, которую вообще не должна была брать, а за ней возвращаю и утку…
— Ты странно делаешь покупки… — слышу за спиной напряженный, до мурашек знакомый голос.
Стерев пальцами слезы со щек, дрожащей рукой возвращаю на место креветки.
— Я вообще странная, — отвечаю хрипло, задвигая крышку холодильника.
Обняв пальцами ручку тележки, слепо двигаюсь вперед.
Жесткие пальцы прихватывают мой локоть раньше, чем успеваю исчезнуть за очередным поворотом.
Развернув меня к себе, Романов смотрит в мое лицо, которое пытаюсь от него спрятать, но безжалостные пальцы, обнимают мой подбородок, заставляя запрокинуть голову.
Сбросив с головы капюшон, давит на меня своим взглядом из-под густых темных бровей. На секунду мне кажется, будто черты его лица стали острее. Такие же режущие без ножа, как и этот взгляд.
Не хочу, чтобы он видел мои слезы! Закрываю глаза, чтобы не видеть, как, сжав челюсти, он раздувает крылья носа, будто втягивая в себя мой запах!
Чтобы не видеть того, как его глаза горят каким-то адским огнем, от которого мне жарко. Чтобы не видеть его всего и не сделать то, чего хочу больше всего на свете — прижаться носом к его шее и забраться в его пальто. Почувствовать его твердое тело своим. Каждый его кусок! Каждую мышцу… потому что он мужчина, и я помню это прекрасно! Мне не нужен отец или брат. Он мужчина, и я хочу его так. С тех пор, как увидела впервые…
— Отпусти… — прошу дрожащим голосом, упираясь руками в его живот.
Он вздрагивает под моими пальцами, сбивая наше дыхание.
— С кем ты здесь? — спрашивает жестко.
Я чувствую, как подрагивают его пальцы, гладя мою щеку. От этого мне хочется стонать. Он не отпустит. Может я знаю его месяц, но этот напор его тела на свое уже ни с чем никогда не спутаю!
— Ни с кем, — хриплю. — Отпусти… — повторяю, открывая глаза и облизывая пересохшие губы. — Вы свободны, Александр Андреевич. В пролете…
— Твою мать… — выдыхает со стоном, запрокидывая голову.
Издав хриплый смешок, делает глубокий вдох, поднимая и опуская грудь.
Обняв мое лицо ладонями, опаляет его искрами своих глаз, без слов предупреждая о своем намерении. Мои губы зудят. Точно знаю, что он собирается сделать. Этот его взгляд я ловила на себе предостаточное количество раз!
— Мне не… не нужны такие отношения, — выпаливаю, ударяя его кулаком по плечу.
— Какие? — таранит меня взглядом, забираясь ладонями под волосы на моем затылке и обнимая ими мою шею, в то время, как большие пальцы его рук очерчивают уголки моих губ, и это так интимно, что мне хочется выть.
— Ничегонезначащие! — выкрикиваю с дрожью в коленях от липкого страха.
Если это не вынос мозга, тогда что?!
Плевать мне. Плевать мне на логику мужчин. Плевать, плевать, плевать…
Сжав зубы, он молчит бесконечные секунды, а потом все так же жестко спрашивает:
— Какие ты хочешь?
— Я… — смачиваю слюной горло, чтобы не звучать, как ржавая скрипка. —
Хочу… быть у тебя единственной. То есть… я имею ввиду…
— Я понял.
— Если я хочу тебя видеть, то имею на… на это право, так же, как и ты…
Предельная серьезность его лица заставляет воздух рваться из легких, будто мы заключаем проклятый пакт.
— Что-то еще? — спрашивает спокойно, но чертовски раздражающе вкрадчиво.
— Да… — шепчу я.
— Слушаю.
— Я люблю цветы… даже больше, чем… десерты… знаешь, мне нравятся цветы…
Зажмуриваю глаза со стоном, когда его губы стирают эти слова, крадя их вместе с моим вдохом. Чтобы не стечь на пол, обвиваю руками его шею. А когда его вкус вместе с языком обжигает мой, чувствую, как подкашиваются колени. Сдавив рукой мою талию, он с шумом втягивает носом воздух, продолжая с напором и голодом ласкать мои губы. И я набрасываюсь на них в ответ. Так же жадно, как и он! Пропускаю его волосы через пальцы, пока его пальцы сгребают в ладони мои ягодицы, соединяя наши бедра.
Атомная вспышка в животе толкает меня, как взрывная волна. Дрожь возбуждения прокатывает по телу от макушки до самых пяток, на что Саша с ответным стоном пошатывается и чертыхается, врезавшись вместе со мной в тележку…
— Ай… — прижимаюсь лбом к его лбу, пытаясь дышать.
На большее я не способна. Только дышать, пока его руки сжимают мою спину, а губы с рычанием проговаривают:
— Чем таким ты, блин, пахнешь?! Просто подыхаю от твоего запаха…
Мои ноги еле касаются носками пола, но я вообще никогда не чувствовала себя в такой безопасности, как в его руках! Никогда…
