Понятия не имею, что творится в его гениальной голове, но если он собирается отрицать то, что я тоже нужна ему до чертиков, то он… просто дурак.
Не знаю, о чем он думает, но на его лбу прорисовались морщинки, и вообще, сегодня утром он странный. Молчаливый и задумчивый, а я просто рада тому, что сегодня мне не пришлось знакомиться с его сестрой еще раз, потому что этим утром в его доме она не появлялась.
Я чувствую себя ужасно, но я… не хочу делить его даже с ней. Вообще ни с кем.
Ты эгоистка. Отвратительная…
Может и так! Но теперь проведенный без него день в моей голове за день не считается. Это ужасно незрело, и я никогда ему в этом не признаюсь.
Переведя глаза с его сосредоточенного мужского профиля на крупные сильные ладони, чувствую, как стекают по ногам мурашки.
Руки у него умелые. Как и… все остальное. В его руках я много о чем забываю. В последние дни я вообще много о чем забыла, потому что я счастлива, как никогда во всей своей жизни! И я… боюсь этого… так боюсь его потерять
Светофор переключается на красный прямо перед “нашей” машиной, и мой любимый мужчина ловит мои липкие взгляды на своих руках, чуть повернув голову.
— Я собираюсь посмотреть ужасы сегодня вечером, — сообщаю, проклиная свою слабохарактерность.
Звучит так, будто я заставляю его отказаться от своих планов, но даже если они у него есть… он знает, где меня найти.
— Кхм… одна? — тянет Романов мрачновато.
— Да, — вздыхаю, видя впереди ворота университетской территории.
— Это провокация? — уточняет, загоняя машину на ближайшую парковку, где почти нет машин.
Отстегнув ремень, осматриваюсь по сторонам, надеясь, что нам никто не помешает.
Заглушив мотор, Саша упирается одной рукой в руль, поворачиваясь ко мне вполоборота.
Его гладковыбритые щеки кажутся точеными, а губы — полными.
Безумная мысль, которая лишает меня пульса — это попытка представить, как будет выглядеть его маленькая копия.
Боже…
Девочки или мальчик. Без разницы!
Остановив глаза на моем лице, смотрит исподлобья, пока вру, покрываясь мурашками под его взглядом:
— Нет.
— Нет? — выгибает густую бровь, поставив вторую руку на бардачок.
— Нет… — шепчу, упираясь ладонями в его каменное широкое бедро и глядя на его губы.
Накрыв ладонью мой затылок, сминает мои губы своими, от чего под веками закатываю глаза.
Жадность его рта в последние дни стала стала какой-то заразной. Я не могу не отвечать ему тем же.
Его губы так не похожи на мои.
В этом напоре столько мужского, что мне каждый раз приходится подчиняться, и от этого в моих ботинках поджимаются пальцы.
— Кто принимает у тебя экзамен? — бормочет, прижавшись носом к моей щеке.
— Луганский… а что, хочешь поприсутствовать?
— Если будут проблемы, просто попроси пересдачу.
— Я взрослая девочка…
Тихо усмехнувшись, со вдохом сильнее вжимается в мою щеку, повторяя:
— Я буду занят сегодня вечером.
Тоска сжимает сердце, но я потерплю. Может быть… где-то в моей душе и живет обида от того, что мы прячемся, будто воры… но я лучше умру, чем наделаю для него неприятностей.
— Ладно… — пытаюсь открыть глаза и снова начать дышать, но его запахи такие дурманящие.
Пена для бриться, запах его туалетной воды и его одежды, аромат зубной пасты в его дыхании…
— Я пойду, — вяло выбираюсь из его рук и надеваю шапку.
Обернувшись через плечо, тихо спрашиваю:
— Пока?
Прижав к губам кулак, Саша наблюдает за мной, не произнося ни слова.
Это смущает, потому что его глаза, как два прожектора, кружат по моему лицу.
— Пока, — кивает, и я начинаю выбираться из машины.
Но даже находясь в другом конце учебного корпуса, я чувствую, что он где-то рядом.
Может быть это и лишило меня всех защитных барьеров! Потому что целый час бездумно пялясь в свой билет, я все же признаю, что отправилась в первую пятерку чертовски поспешно. Но хуже всего то, что, вымолив у пожилого профессора четверку с проклятым минусом, я вырываюсь из аудитории и, сделав два шага в сторону, встречаюсь глазами с насмешливым лицом Касьянова.
И эта насмешка такая ледяная, что мне на секунду становится страшно.
Но это ровно до того момента, как я понимаю, что кроме нас двоих здесь еще двадцать человек…
Я не боюсь…
Не боюсь.
Сглотнув, деревенею, выпрямляясь, как струна, и решаю не бежать, даже когда он отталкивается от стены и направляется ко мне. Ведь бешеные псы чувствуют страх! А во мне его слишком много…
Глава 46. Люба
Мечась глазами по беспечным лицам своих одногруппников, расправляю плечи, хоть мне и хочется скукожится. Его худощавая фигура нависает надо мной, как тень, глаза осматривают толпу за моей спиной, пока говорит:
— Какие люди.
Сделав шаг в сторону, собираюсь его обойти, но Касьянов преграждает дорогу, упираясь рукой в стену
— Дай пройти… — требую упрямо, опуская лицо, потому что его глаза шарят по нему, становясь вдруг колючими и цепкими, будто он увидел привидение.
— Че, не надоело прятаться, как мыши? — цинично тянет он, вдруг хватая меня за подбородок.
Хлопнув его по руке, оборачиваюсь, боясь привлекать внимание и понимая, что прямо здесь он мне ничего не сделает, и его атаки на мои социальные сети — просто несчастная мелочь в сравнении с тем, что в моем телефоне есть контакт, который делает мою жизнь невероятно насыщенной и без них.
Это греет мою душу! Мне даже не нужно делиться этим с кем-то! Мне просто достаточно знать это самой!
Но когда вновь смотрю на Касьнова, его глаза горят каким-то пугающим огнем.
— У тебя что, мужик появился? — со сталью в голосе спрашивает он, глядя на мою шею, где неугомонный рот Романова вчера оставил огромный засос.
Мой страх такой осязаемый, что его можно есть!
Он видит это на моем лице, которое за секунду покрывается пятнами, и я никак не могу это остановить. Я безнадежна настолько, что просто молчу, осознавая — Касьянов последний человек на Земле, которому стоило бы знать о нас с Сашей. То, что он вцепится в это, как питбуль, просто оглушает меня, приводя в ужасную панику, от которой потеют ладони. Ведь я и Романов — это секрет! И я совсем не против, потому что не хочу, чтобы все вокруг перемывали кости ему или мне. Его работа и его достижения… в них он вкладывает всю свою энергию. Потому что гений биоинженерии! Он замдекана, и грязные лапы Касьянова где-то рядом с ним пугают меня даже больше его горящего злостью взгляда…
