Кажется, этот ужасный день никогда-никогда не закончится…
— Надевай, — велит с тихой угрозой.
Жуя губы, сквозь слезы смотрю на него снизу вверх. Мой брат молчит, ну и прекрасно! По правде сказать, сил на сопротивление у меня нет, и Глеб не собирается ничему препятствовать. Сжав зубы, он бросает обеспокоенные взгляды на мое лицо, но помимо всего прочего, в его глазах я вижу смущение.
Прячусь от него, опустив голову. Мне стыдно смотреть ему в глаза.
Единственный человек на свете, в чьи глаза мне смотреть не стыдно, ведет себя, как сумасшедший!
— Я чувствую себя… нормально, — бросаю ему эту полуложь, вырывая свою руку.
Вскинувшись, он рычит:
— Ты только что свалилась в обморок! Ты издеваешься надо мной?!
— Просто голова закружилась, — заверяю звонко.
— Надень долбаную шубу, — дергает меня на себя.
Глядя сверху вниз, дышит так, что раздуваются крылья носа. Будто сдерживается из последних сил.
Сейчас он кажется мне особенно здоровым, может потому что я загнана в угол? Почему раньше я не замечала того, что мне приходится настолько выворачивать шею, чтобы смотреть прямо в его упрямые зеленые глаза?
Бросив косой взгляд на Глеба, выдергиваю из рук Романова шубу и зло толкаю вторую руку в рукав. Мой брат наблюдает, сложив на груди руки.
Только сейчас замечаю, что он выглядит уставшим и кошмарно небритым, хотя, небритость — его обычное состояние.
— Я… позвоню… — еле слышно произносят мои губы.
Распахнув входную дверь, Саша наклоняется и подхватывает меня на руки.
— Это еще зачем? — в сердцах требую я, обхватывая руками его шею.
Молча шагнув за порог, он направляется к лифтам.
Встречаю его глаза сердитым взглядом. Рассматриваю морщинки в уголках этих глаз, будто вижу эти штрихи впервые. Я знаю каждую деталь его лица наизусть. В его лицо я влюбилась даже раньше, чем в него самого. Тогда… миллион лет назад, моя влюбленность была совершенно глупая и неосмысленная. Но не теперь. Теперь, каждый раз глядя в его лицо, я испытываю такой водоворот чувств, что меня разрывает на части. Целую кучу чувств. От любви до… вожделения, и обратно. Это как наркотик. Он в моей крови и под кожей.
Меня никогда не носили на руках мужчины. Должна сказать, от этого можно получать удовольствие, но моя голова и мои веки настолько тяжелые, что я с трудом замечаю самые обычные вещи. То, как мои колени обдает потоком холодного воздуха, когда оказываемся на улице. И то, как скрипит снег под торопливыми шагами моего похитителя. Как его дыхание образует клубочки пара над моей головой и как аромат его туалетной воды смешивается с трескучим морозным воздухом. Как пахнет кожа на его шее, когда прижимаюсь к ней носом. Как мороз сменяется теплым воздухом салона машины, и как за окном мелькают знакомые улицы города.
— Касьянов Никита Альбертович, — вдруг декламирует Саша, сосредоточенно ведя машину. — Знаешь такого?
Повернув голову, смотрю на него в панике.
Услышать это имя от него для меня такая же неожиданность, как получить по лбу голубиным пометом. Боже, я надеюсь, что он спрашивает не потому, что Касьянов успел засвидетельствовать ему свое почтение лично!
— Почему ты спрашиваешь? — говорю тонко.
— Ты мне скажи, — кивает он на меня. — Что я должен о нем знать?
Бегая глазами по его профилю, облизываю губы. Не знаю как… но, кажется, он знает, откуда растут ноги этого кошмара.
— Как ты узнал? — спрашиваю взволнованно.
— Обратился к специалистам, — поясняет.
— Ты супермен? — бормочу я, поражаясь.
Вдруг понимаю, что пока прозябала в своих муках, он не терял времени.
Мне вдруг становится стыдно от того, что я трусливо прятала в песок голову, пока он… действовал. Кажется, я все же знаю его недостаточно хорошо, раз хоть на секунду забыла, что он не какой-нибудь подросток, а взрослый самостоятельный мужчина с чертовски умной головой на плечах!
— Так ты с ним знакома? — смотрит на меня строго.
— Он урод… Моральный… — произношу убежденно. — Мы встречались,
— слежу за его лицом, сжимая в кулаки пальцы.
Повернув голову, смотрит на меня с каменным спокойствием, уперев в дверцу локоть.
— Не долго, — добавляю, пытаясь понять его мысли.
— Ясно, — переводит глаза на дорогу. — Ты ему на яйца наступила?
— Думаешь, это я во всем виновата? — сдавленно спрашиваю я.
Может, так оно и есть, но ведь я ничего не делала специально…
— Нет, — отвечает. — Я думаю о том, что если ты не наступила, наступлю я.
Не сумев подавить смешок, хлюпаю носом. Мне вдруг нестерпимо хочется поделиться этим. Всем тем, что таскала в себе последний месяц. Глядя в его лицо, подсвеченное панелью, выпаливаю:
— Я прыснула ему в лицо газовым баллончиком.
— Что ты сделала? — удивленно требует он, посмотрев на меня.
Вдохнув, смотрю в окно.
— Я не знала, как от него отделаться.
— Ты умеешь решать вопросы.
Молчу, закусив губу.
— Он что-то тебе сделал? — спрашивает резко.
— Нет… он просто… не давал покоя…
В салоне повисает тишина, а потом ее разрывает угрожающий вопрос:
— И я узнаю об этом только сейчас?
— Я хотела тебе сказать, — смотрю на свои руки. — Но в тот день у тебя… были “дела”.
Мы оба знаем, о каких “делах” я говорю. Они не нуждаются в представлении.
— Люба, — рычит. — Тебя преследовал какой-то дебил, и ты мне ничего не сказала?
— Я не хотела тебя грузить!
— Отлично, — ударяет по рулю рукой. — А кого хотела?
— Никого, — шепчу, ловя его свирепый взгляд на своем лице.
Он становится дико злым, но и я тоже!
— Я не думала, что в ничего не значащих отношениях принято делиться проблемами, — доверительно сообщаю я.
— Тут ты права, — бросает он. — Но я спрашивал неоднократно, что, твою мать, у тебя стряслось?
— Я решила, что тебе не до меня, — сложив на груди руки, впиваюсь глазами в лобовое стекло.
— Я дал повод так думать?
— Ты давал много всяких поводов.
— Надеюсь, теперь этот гребаный вопрос решен?
— Если ты так считаешь! — рычу я.
Кажется, даже воздух вокруг нас стал колючим.
Вперив взгляд в стекло, он молчит, а потом вкрадчиво говорит:
— Сегодня я сказал тебе две важных вещи. Первая — я люблю тебя.
