На одном из витражей в Сент-Шапель, часовне-сокровищнице, которую французский король Людовик IX в 1242–1248 гг. воздвиг для хранения приобретенных им реликвий Страстей Христовых, изображен пророк Исайя. Он порицает своих соплеменников-иудеев за то, что они впали в идолопоклонство. Сам истукан, которого те почитают, подписан Mahomet
[733].
Ни золотой телец, котором поклонялись древние израильтяне, ни египетские истуканы, которые разрушились при появлении новорожденного Богочеловека, ничем, кроме имени, не напоминали об исламе. Однако во французской мистерии «Судный день», написанной во второй половине XIV в., еврейская блудница, которую демоны избрали на роль матери Антихриста, рожает его от беса по имени Анжиньяр (Angingnart). Важно, что она поручает себя воле могучего Магомета (Mahon)
[734]. Известно, что на Западе основателя ислама нередко называли одним из предтеч Антихриста
[735]. В XIII в. кастильский поэт Гонсало де Берсео в поэме «Ратоборство Девы» (El Duelo de la Virgen), посвященной Страстям Христовым, вкладывает в уста Девы Марии слова о том, что ее сына распяли язычники (paganos) и мавры (moros), «черная компания» (compaña negriella)
[736].
В том же духе в английских позднесредневековых мистериях все враги Христа – как иудеи, так и римляне – обращались с молитвами к Магомету. Мусульманский пророк представал не только как предтеча Антихриста, но и как бог. Например, в мистериях из цикла Таунли (конец XIV в.) фараон, не желавший отпускать израильтян из Египта, царь Ирод Великий, Понтий Пилат и воины, которые по его приказанию истязали Христа, постоянно клялись именем Магомета и прославляли его могущество (by Mahownes blood, for Mahownes myght, by Mahowne, god of all weldland, by Mahowne in heuen)
[737]. В мистериях Йоркского цикла (XIV–XV вв.) царь Ирод Великий говорит волхвам: «Мой бог – Махун; он всех сильней, мне блага разные дает». В другом месте именем Магомета клянется галилейский правитель Ирод Антипа (сын Ирода Великого), к которому Пилат отослал арестованного Иисуса. К нему же взывает и сам Пилат: «Каиафа и Анна, Махун вас храни, – Садитесь, велю принести я вина, И выпьем немедля. Слуга, не тяни!» К тому же «Махуну» обращается и один из фарисеев: «О, кровь Махуна, тьма и Ад! Они все скорбны головой. Учитель их, что был распят, внушил, что он опять живой»
[738].
В средневековом воображаемом разные формы многобожия и иноверия в целом легко накладывались друг на друга. Мусульман нередко представляли как язычников, поклоняющихся Магомету и другим богам. Имена многих из них были заимствованы из греко-римского пантеона. В свою очередь, древние евреи и римляне приносили дары идолам – «магометам» – или клялись именем Магомета – своего бога. Эти представления (или полемические приемы) объясняют, откуда в стольких сценах Страстей брались чернокожие палачи-«мавры» и почему иудеев или римлян так часто представляли в облике магометан.
черная святость
Само собой, в средневековой иконографии не всякий чернокожий персонаж принадлежал к миру зла
[739]. Ассоциации между темной кожей и дьяволом, тьмой иноверия или темницей ада были чрезвычайно сильны. Тем не менее чернота могла быть не только пагубной (языческой или мусульманской), но и христианской. Поскольку христианство мыслило себя как истину, которая призвана привести к свету все народы, темная кожа была вполне совместима с добродетелью и даже святостью. В роскошном Евангелиарии, созданном Иоганном фон Троппау в 1368 г. как подарок австрийскому герцогу Альберту III, можно увидеть, как апостол Матфей посрамляет эфиопских чародеев, воскрешает царского сына, убитого во время мятежа, а затем крестит царя Эгиппа – мавра в короне (II.3.23)
[740]. Эта история, которую Иаков Ворагинский пересказывал в «Золотой легенде», напоминала о том, что, помимо белых христиан, существуют христиане с кожей черной как смоль
[741].
До чернокожих христиан в иконографии появились чернокожие праведные язычники. На Клостернойбургском алтаре, созданном в 1181 г. Николаем Верденским, темноликой изображена царица Савская, отправившаяся из своих аравийских владений с дарами в Иерусалим – к мудрому царю Соломону (3 Цар. 10:1–10; 2 Пар. 9)
[742]. Решение показать ее с черной кожей было вдохновлено словами Невесты – героини Песни песней (1:4-5), с которой ее соотносили в христианской традиции: «Дщери Иерусалимские! черна я, но прекрасна (nigra sum, sed formosa), как шатры Кидарские, как завесы Соломоновы. Не смотрите на меня, что я смугла, ибо солнце опалило меня (nolite me considerare quod fusca sim, quia decoloravit me sol): сыновья матери моей разгневались на меня, поставили меня стеречь виноградники, – моего собственного виноградника я не стерегла»
[743].
II.3.23. Евангелиарий Иоганна фон Троппау. 1368 г.
