Воображаемые гербы и флаги, с какими изображали различных чужаков, иноверцев и врагов, нередко уподобляли их дьяволу – «отцу» всякой лжи, а через него соотносили друг с другом. В эпоху, когда геральдика стала главным языком, на котором европейская знать говорила о своих владениях, предках и доблестях, Сатана – словно какой-то английский барон – тоже получил герб, только позорный. В этой главе мы поговорим о том, почему на его щите были изображены именно жабы, как была устроена воображаемая геральдика и как на исходе Средних веков она была поставлена на службу моральной проповеди и религиозной полемике.
перевернутые щиты
Герб дьявола – прекрасный пример того, как в средневековой культуре реалии из современности, которые казались настолько привычными, будто существовали всегда, легко проецировались в далекое прошлое и в мир воображаемого.
Первые гербы – комбинации определенных цветов и фигур, которые помещали на щит, чтобы идентифицировать его владельца, – появились в Западной Европе в первой половине XII в. Они требовались для того, чтобы отличать рыцарей на поле битвы или на турнирной площадке. Однако их роль к этому не сводилась. В новом, все более дробном феодальном обществе, строившемся на множестве сложных и пересекающихся иерархий, был велик запрос на знаки, которые позволяли сразу распознать статус их обладателя. Гербы, которые стали передавать по наследству, помогали понять, кто перед тобой, из какого он рода и чем владеет. Они превратились в ключевой личный знак (ведь их изображали на печатях, которыми подтверждали подлинность документов), воплощение семейной чести и памяти.
Первыми, кто начал обзаводиться гербами, были крупные сеньоры и короли. Век спустя ими активно пользовались уже мелкие бароны и простые рыцари. Вопреки расхожему представлению, право на герб в Средние века вовсе не было зарезервировано за знатью. Со временем свои гербы появились и у многих простолюдинов: состоятельных горожан, ремесленников, а кое-где даже у крестьян. Хотя геральдика зародилась среди воинского сословия, а использовавшиеся в ней фигуры исходно не имели отношения к христианской символике, духовенство тоже, преодолев сомнения, увлеклось геральдикой.
Очень важно, что гербы присваивали не только отдельным людям или семействам, но и различным корпорациям или политическим сообществам: епархиям, городам, ремесленным цехам, религиозным братствам и т. д. К XIII–XIV вв. все европейское общество было пронизано геральдическими образами. Как писал французский медиевист Мишель Пастуро, за несколько столетий геральдика превратилась в матрицу для множества знаковых систем, связанных с обозначением идентичности, демонстрацией родственных связей и определением правил соотношения цветов
[160].
Использование гербов ширилось не только в социальном, но и в пространственном отношении. Их стали изображать не только на щитах, знаменах или печатях, но и на стенах замков и городских ратуш, надгробиях, страницах рукописей, кроватях и множестве других предметов. Над городскими вратами или в зале суда герб повелителя символизировал его незримое присутствие и напоминал о том, кто тут власть и чьим именем вершится правосудие. Ведь сам государь не мог постоянно находиться или даже периодически бывать во всех своих владениях. Там, где отсутствует его физическое тело, его заменяют изображения (на монетах, печатях, надгробиях) и геральдические «тела» – гербы
[161].
На витраже или алтарном образе, который какой-то сеньор или богатый купец пожертвовал церкви, герб указывал на персону дарителя и позволял ему через личный и родовой знак всегда пребывать в освященном пространстве – рядом с алтарем, мощами святых и другими реликвиями. В позднее Средневековье многие храмы были буквально наводнены гербами. Историк Ролан Абло назвал этот процесс «геральдизацией сакрального»
[162]. В стенах церкви – как средоточия религиозной жизни общины, пространства упокоения умерших и места, где решается их загробная судьба, – роль гербов была многолика. Они демонстрировали высокий социальный статус или политический вес их владельцев, обеспечивали им и их близким вечное присутствие там, где по ним служат заупокойные мессы, и поддерживали родовую память.
Насколько велика была роль герба, хорошо показывает история, которую в «Большой хронике» поведал монах Сент-Олбанского монастыря Мэтью Пэрис. В 1250 г. английский рыцарь Уильям II Лонгспе, отправившийся в Седьмой Крестовый поход, погиб в битве при Эль-Мансуре, где христианское войско было разбито армией египетских Айюбидов. По словам хрониста, в ночь до сражения мать Уильяма Эла, графиня Солсбери и аббатиса Лакока, которая находилась в Англии, увидела пророческое видение. Небеса разверзлись, и ангелы приняли в рай какого-то рыцаря, закованного в доспехи. Она узнала знак на его щите, и небесный глас подтвердил, что это действительно ее сын. Герб как инструмент идентификации его владельца был перенесен воображением в мир иной
[163].
Герб воплощал не только власть, но и честь владельца. Потому покушение на герб означало вызов тому, кому он принадлежал. Например, мятежники сбивали со стен гербы тех господ, которых хотели низвергнуть или уже сбросили с трона. В 1412 г. герцог Лотарингский был осужден Парижским парламентом за оскорбление величества (lèse-majesté). Ведь он вторгся в город Нёфшато (который оспаривал у французского государя), привязал к хвосту своего коня королевский герб с лилиями и протащил его по городу – это был всем понятный ритуал унижения. Войны за территории сопровождались войнами знаков или войнами с чужими знаками. После возвращения Бургундского герцогства под власть французских монархов в 1477 г. на его территории начали централизованно сбивать геральдические эмблемы, напоминавшие о временах независимости
[164].
Уничтожение гербов, которые висели или были выбиты в камне на стенах замков, ратуш, над городскими вратами или на частных резиденциях, было обычным делом при смене власти. В Италии это регулярно происходило при переходе города из императорской в папскую партию или обратно
[165]. Так, в 1311 г. в Падуе коммуна, дабы продемонстрировать, что она поддерживает императора Генриха VII в борьбе с веронскими правителями из рода делла Скала (Скалигеров), приказала установить на стенах Палаццо Комунале гербы с имперским орлом. Однако, когда через несколько недель власти Падуи узнали о том, что этот государь поддержал их врагов, его гербы было велено уничтожить
[166].
