В позднее Средневековье в Европе возникла легенда о том, что этот герб появился еще в IV в. при Константине Великом и олицетворял единство двух половин империи: Запада и Востока, Рима и Константинополя. То, как историю имперских орлов представляли в XIV в., можно представить, вновь заглянув в «Новую хронику» Джованни Виллани. Он объяснял, что римские консулы и диктаторы стали изображать орла на своих гербах после «пророческого явления орла на Тарпейской скале, над сокровищницей Капитолия, о котором упоминает Тит Ливий… Известно, что в сражении с кимврами у консула Мария были штандарты с серебряным орлом, и такой же штандарт имел Катилина, когда он потерпел поражение от Антония близ Пистойи, как рассказывает Саллюстий. У великого Помпея была хоругвь с серебряным орлом на голубом поле, а у Юлия Цезаря – с золотым орлом на алом поле, как гласят стихи Лукана… Но Октавиан Август, племянник и наследник Цезаря, изменил этот герб и принял золотой цвет поля и природный черный цвет орла, символизировавшего власть императора, ибо орел превыше всех птиц, видит лучше любого животного и взлетает до небесного огненного полушария, подобно тому как император выше любого светского государя. После Октавиана все римские императоры сохраняли такой же герб, а Константин и за ним другие греческие императоры вернулись к гербу Юлия Цезаря, т. е. золотому орлу на алом поле, но двуглавому»
[291].
До XV в. двуглавый орел периодически появлялся в символике Священной Римской империи. Однако ее основным гербом он стал только при императоре Сигизмунде I Люксембурге (1433–1437). После этого его одноглавый собрат сдвинулся рангом ниже и был закреплен за римским королем, т. е. государем, который был избран на имперский престол, но еще не был коронован папой в Риме. Вокруг голов орла в ту же эпоху появились нимбы
[292].
То, как герб Священной Римской империи переносили в древний языческий Рим, видно, к примеру, на панели «Се человек» нидерландского художника Квентина Массейса (I.3.6). Перед нами дворец Пилата – пространство языческое и нечистое. На это указывают не только карикатурно-уродливые лица воинов, но и идолы, которые установлены на фасаде. Перед вратами стоит израненный Христос. У него за спиной перед статуей Меркурия реет имперский флаг с двуглавым орлом на золотом поле. А впереди рядом с иудеями, которые, требуя у римского прокуратора распять Христа, оживленно жестикулируют, в неглубокой нише стоит статуя вооруженного божества (Марса?), у которого на голове сидит летучая мышь. Этот идол придерживает рукой желтый щит с таким же орлом
[293].
I.3.6. Квентин Массейс. Се человек. Ок. 1518–1520 гг.
Madrid. Museo del Prado. № P002801
Порой символику языческого Рима стремились развести с символикой Священной Римской империи. Например, в гербовнике, составленном Конрадом Грюненбергом в 1483 г., на воображаемом гербе Древнего Рима изобразили не черного двуглавого орла на золотом поле, а золотого трехглавого орла на черном поле
[294]. А в другом южнонемецком гербовнике, созданном около 1530 г., на щите Юлия Цезаря цвет и количество голов у орла такие же, как на гербе Священной Римской империи. Однако его шеи перекрещены так, что правая голова смотрит влево, а левая – вправо.
Двуглавый орел как символ древней Римской империи регулярно появлялся и на картинах Питера Брейгеля Старшего (ум. 1569 г.). В 1566 г. он изобразил перепись в Вифлееме, описанную в Евангелии от Луки (2:1-5): «В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле. Эта перепись была первая в правление Квириния Сириею. И пошли все записываться, каждый в свой город. Пошел также и Иосиф из Галилеи, из города Назарета, в Иудею, в город Давидов, называемый Вифлеем, потому что он был из дома и рода Давидова, записаться с Мариею, обрученною ему женою, которая была беременна». На картине действие разворачивается в заснеженной фламандской деревне (известно, что предыдущая зима 1564–1565 гг. выдалась во Фландрии очень суровой и снежной). Вдали видна церковь – как будто Христос уже давно пришел в мир. Слева на первом плане у дверей постоялого двора собралась толпа людей, пришедших заплатить подати – как платили современники Брейгеля
[295]. Сверху на стене висит небольшая табличка, на которой нарисован золотой щит, увенчанный короной, а на нем – габсбургский двуглавый орел.
Во времена Брейгеля Нидерланды, некогда входившие в состав Бургундского герцогства, принадлежали императору Священной Римской империи и королю Испании Карлу V Габсбургу. После его отречения в 1556 г. они отошли во владения его сына Филиппа II, который унаследовал испанский престол (императорский титул перешел к младшему брату Карла – Фердинанду I). В том, что Брейгель приписал древней Римской империи герб средневековой Священной Римской империи, как мы видели, не было ничего нового.
Средневековая империя считалась продолжением империи Октавиана и Константина. И можно сказать, что Брейгель в духе традиции просто напоминал о том, что Христос, Спаситель мира, вочеловечился в пределах державы, которой было суждено стать христианской и превратиться в опору истинной веры. Однако, как предполагают историки, послание, заложенное в эту деталь, было далеко не столь лестным для Габсбургов.
В тот год, когда Брейгель писал «Перепись в Вифлееме», в Нидерландах поднялось иконоборческое движение, направленное против Католической церкви и ее культа, но превратившееся в мятеж против власти империи. Тяжелый налоговый гнет и репрессии против кальвинистов привели к тому, что в 1566 г. они начали громить церкви и монастыри. В 1567 г., чтобы восстановить контроль над Нидерландами и искоренить ересь, туда был послан с экспедиционным корпусом герцог Альба, который развернул репрессии против мятежников и силой добился умиротворения. Однако в 1572 г. война вспыхнула вновь, и в 1581 г. северные, кальвинистские, провинции провозгласили независимость от испанской короны. Так возникла Голландская Республика (Республика Соединенных Провинций). Южная часть Нидерландов (в том числе и Антверпен, где работали сыновья Питера Брейгеля Старшего – Питер Брейгель Младший и Ян Брейгель Старший) осталась под властью Габсбургов. Вероятно, что Питер Старший, нарисовав имперского орла над сборщиками податей в Вифлееме, не просто следовал давней традиции, а говорил зрителю о габсбургском гнете, который им был так знаком, а многим из них так ненавистен
[296].
