Как писал в 1943 г. раввин и историк Джошуа Трахтенберг в предисловии к книге «Дьявол и евреи. Средневековые представления о евреях и их связь с современным антисемитизмом», «признаюсь, мне трудно не упрекнуть себя в том, что я копаюсь в пыльных средневековых манускриптах как раз тогда, когда мир изнемогает от тирании и кровопролития. […] Однако даже средневековые тексты могут оказывать влияние на современность, и содержание этой книги отнюдь не лишено смысла для того мира, в котором мы живем сегодня. […] Если сегодня евреев презирают, боятся и ненавидят, то это происходит потому, что в отношении к ним большинство людей унаследовали предрассудки и суеверия, свойственные Средневековью. […] В сфере коллективного бессознательного мы обнаружим чудовищные образы и представления: еврей, увенчанный рогами; еврей, пьющий христианскую кровь; еврей-отравитель и разносчик заразы; еврей, источающий отвратительный специфический еврейский запах… Эти образы и представления до сих пор живы и популярны, и ими пользуется официальная нацистская пропаганда для внедрения в массовое сознание современной версии "научного антисемитизма". […] "Демоническая фигура еврея" возникла в результате специфического сочетания культурных и исторических факторов, определивших жизнь христианской Европы в Средние века»
[501].
Однако оставался ключевой вопрос: почему геноцид случился именно в XX в.? Для того чтобы на него ответить, требовалось понять, чем современный антисемитизм отличался от тех юдофобских теорий и практик, которые господствовали в Средние века и в раннее Новое время. Ведь при Старом порядке иудеев демонизировали, судили за (вымышленные) преступления против тел христианских детей или против Тела Бога (гостий или распятий). Их периодически изгоняли из городов, княжеств и целых королевств. Многие общины становились жертвами стихийного насилия и массовых убийств со стороны крестоносцев, толп, одержимых эсхатологическими страхами, или собственных соседей. В конце XI в. отряды, отправившиеся освобождать Иерусалим, по пути обрушились на тех, кого считали потомками богоубийц. И вырезали еврейские общины в Майнце, Кёльне, Шпайере, Вормсе, Регенсбурге и других германских городах. В Англии волна погромов поднялась после коронации Ричарда Львиное Сердце в 1189 г. Она прокатилась по Лондону, Нориджу, Стэмфорду, Йорку и т. д.
[502] Этот список можно продолжать еще долго. Однако в Средние века насилие против евреев обычно шло снизу – государи их приглашали, вытягивали из них деньги, защищали, дискриминировали, приближали, изгоняли, но не уничтожали, как это случилось в Третьем рейхе. Если наветы и погромы, которые в начале XX в. еще продолжались, скажем, в Российской империи, по своей природе восходили к Средневековью, промышленно организованный геноцид был пугающе современным феноменом
[503].
Потому историки пришли к противопоставлению расового антисемитизма, который вышел на первый план в XIX–XX вв., и традиционного антииудаизма, господствовавшего до того. Последний опирался не на биологические, а на религиозные и культурные критерии
[504]. Если, к примеру, для нацистов еврей оставался евреем, даже если его предки давно перешли в христианство, христианский антииудаизм исходил из того, что враждебная инаковость иудеев может быть смыта водой крещения. От «крови» и «расы», о которых писали идеологи нового антисемитизма, было уже никак не уйти. В соответствии с первым распоряжением к Закону о гражданстве рейха и Закону о защите немецкой крови и немецкой чести (14–15 ноября 1935 г.) евреем объявлялся тот, «кто в третьем поколении происходит как минимум от трех чистокровных евреев – бабушек или дедушек… Лицом с примесью еврейской крови («полукровкой») считается тот, кто в третьем поколении происходит от одного или двух чистокровных евреев – бабушек или дедушек»
[505]. Это определение исходило из того, что еврейство – это не выбор (как религия, которую можно сменить, даже если ты родился в семье, где ее исповедуют), а биологический факт.
Этот тип мышления был одним из видов расизма. Существует множество определений того, что это слово значит. В соответствии с одним из них расизм господствует там, где «одна этническая группа или историческое сообщество властвует над другим, его притесняет или стремится его уничтожить на базе различий, которые, как полагают в первом сообществе, являются неизменными и наследственными»
[506]. В большинстве теорий расизм считается порождением современности – с работорговлей, плантациями, зависевшими от рабской рабочей силы, капитализмом, национальным государством, эффективной бюрократией, эволюционной теорией, представлением об иерархии рас и псевдонаучной антропологией, которая поставила перед собой цель объяснить культурные различия через биологию, через тело
[507].
Исследователи, занимавшиеся иудео-христианскими отношениями в Европе Средних веков и Нового времени, не были единодушны в том, где проходит граница между христианским антииудаизмом и современным антисемитизмом, насколько они далеки друг от друга. Британский историк Сесил Рот в эссе «Марраны и расовый антисемитизм: параллельное исследование» (1940 г.) доказывал, что дискриминационные идеологии, существовавшие в домодерных обществах (прежде всего испанская политика по отношению к потомкам крещеных евреев), вполне похожи на расистскую политику, которую тогда проводили в Германии. Другие историки – например, Гвидо Киш («Евреи в средневековой Германии», 1949 г.) – отрицали расовые элементы в домодерном антииудаизме и критиковали оппонентов за то, что те «вчитывают современные расистские концепции в средневековые источники»
[508].
В основе христианства всегда лежал императив обращения. Крещение иноверцев – это и моральный долг (ведь без крещения они не смогут спасти свои души), и дар небесам, и зримое доказательство истинности Евангелия, могущества Господа и триумфа Церкви. Доктрина, сформулированная в поздней Римской империи Аврелием Августином и в течение многих веков определявшая вектор церковной политики по отношению к иудеям, запрещала их насильственное крещение. Она гласила, что христиане дозволяют евреям жить на своих землях и сохранять веру отцов, поскольку те являются «свидетелями» Страстей и живым напоминанием о совершенном ими богоубийстве. Сам факт рассеяния говорит о проклятии, на которое иудеи были обречены, и об истинности христианства.
Тем не менее эта идея не подразумевала, что евреи обречены навсегда остаться во тьме неверия. Одной из основ христианского эсхатологического мифа было представление о том, что в конце времен они будут соблазнены Антихристом (ведь он восстановит в Иерусалиме их храм), вместе с ним обрушат гонения на христиан, но потом отвергнут его и массово примут крещение. На протяжении Средних веков многие евреи по разным причинам (под угрозой насилия и убийства со стороны погромщиков либо вполне добровольно) принимали христианство
[509]. Например, в начале XII в. Иуда бен Давид ха-Леви из Кёльна крестился и потом в написанной им (или, вероятно, от его имени) автобиографии назвал себя «Иудой, бывшим иудеем»
[510]. Однако Католическая церковь и христианские монархии не предпринимали систематических усилий по обращению сынов Израилевых.
