Однако в XIII в. церковная политика по отношению к иудеям (как и другим иноверцам) ожесточилась. Их стали воспринимать скорее как еретиков, подлежащих обязательному «перевоспитанию». Одними из главных проводников антииудейской проповеди стали нищенствующие ордены – францисканцы и доминиканцы. В разных концах Европы евреев начали побуждать и порой принуждать к крещению. В 1232 г. английский король Генрих III создал в Лондоне специальное учреждение для иудеев, принявших христианство, – Domus conversorum («Дом обращенных»).
Поскольку Церковь считала, что имущество, которое они накопили в своей прошлой, еврейской, жизни было приобретено греховными, недозволенными для христиан методами, от него следовало отказаться
[511]. В Доме обращенных новые христиане, у которых теперь не было за душой ни гроша, должны были получить кров, еженедельное вспоможение и наставления в вере. Domus, устроенный на манер монастыря, был призван облегчить бывшим иудеям переход к христианской жизни. Однако на практике многие из них так и не сумели найти себе место в новом мире. «Старые» христиане относились к ним настороженно, а бывшие единоверцы считали отступниками. В итоге они оставались в этом учреждении навсегда. А порой там продолжали жить даже их дети и внуки.
После 1280 г. евреев по всей Англии обязали еженедельно посещать проповеди монахов-доминиканцев, которым они должны были внимать без ропота и богохульства
[512]. Но и без угрозы жизни или прямого принуждения многие принимали веру господствующего большинства. Кто-то стремился уйти от ограничений и унижений, кто-то надеялся разбогатеть и возвыситься; кто-то хотел вырваться из общин, где они чем-то себя запятнали или откуда были изгнаны единоверцами; кто-то мечтал вступить в брак, который осуждала родня и община; кто-то крестился из-за разочарования в иудаизме и увлечения верой, которую исповедовали соседи и власть имущие
[513]. Только за 1240-е и 1250-е гг. в документах английской короны содержатся имена более 200 евреев-выкрестов. При этом все еврейское население королевства в то время, видимо, составляло около 3000–5000 человек
[514]. Бывших иудеев нередко можно было узнать по прозвищу. Так, в течение двадцати лет при дворе Генриха III и Эдуарда I служил Roger le Convers (Роджер Обращенный), а его сына звали John le Convers (Джон Обращенный).
Хотя церковные власти стремились пополнить свою паству за счет иудеев и преподносили каждое крещение как еще один шаг к триумфу над одряхлевшей верой-соперницей, большинство христиан, насколько сегодня мы можем судить, смотрело на новообращенных с подозрением. И считало, что даже после крещения в них остается нечто еврейское, что даже воды купели не в состоянии смыть. Потому житийные истории или изображения, на которых иноверцев, принимающих веру Христову, ждало чудесное и мгновенное преображение (а некоторые из них менялись даже физически: уродство греха уступало место красоте добродетели), могли решать сразу несколько задач. Конечно, они изобличали другие веры как формы неверия и прославляли христианство как единственный путь к спасению. Одновременно они, вероятно, напоминали «старым» христианам, сколь велика сила крещения, и демонстрировали, что их новые единоверцы из бывших иудеев могут стать такими же детьми Божьими и детьми Церкви, как они сами
[515].
Ощущение, что «еврейство» не исчезает сразу после крещения (даже если обращение искренне), было связано с тем, что оно воспринималось не только как вера, которую можно сменить, но и как нечто, укорененное в психологии человека и даже в его теле
[516]. В начале XIV в. францисканский теолог и философ Иоанн Дунс Скот утверждал, что, хотя насильственное крещение взрослых иудеев не приносит позитивных результатов, христианская вера может укорениться у их потомков в третьем или четвертом поколении
[517]. Иудей может стать христианином, но этот процесс требует времени – крещение оказывается необходимым, но недостаточным условием подлинного преображения.
Средневековый антииудаизм строился на других посылках, нежели современный антисемитизм. Однако различия между ними не стоит абсолютизировать. Антисемитские доктрины, настаивавшие на биологической инаковости еврейства, вышли из домодерных антиеврейских теорий, которые были переведены на язык физической антропологии и неравенства рас. И легко интегрировали древние обвинения, перекодированные на новый лад или вовсе не изменившиеся. Но для нас сейчас важнее другое. В последние десятилетия историки находят все больше примеров того, что в средневековом антииудаизме с XII–XIII вв. стали множиться мифы, которые связывали инаковость иудеев не только с их верой, но и с их телом. Конечно, расовая доктрина – это плод современности. Однако и до Нового времени религиозные различия могли осмысляться в биологических терминах, а порой воспринимались как (почти) неискоренимые
[518].
К примеру, с XII–XIII вв. в Европе бытовало представление о том, что мужчины-евреи, подобно женщинам, страдают регулярными кровотечениями
[519]. Считалось, что это происходит раз в месяц или раз в год – во время Страстнóй недели. Исходно богословы и проповедники утверждали, что эти кровотечения стали карой за распятие Христа. Ведь, потребовав у Пилата освободить не Иисуса, а разбойника Варавву, иудеи воскликнули: «Кровь Его на нас и на детях наших» (Мф. 27:25). Жак де Витри, епископ Акры, в своей «Восточной истории» (ок. 1216–1224 гг.) утверждал, что в наказание за богоубийство их потомки сделались невоинственны и слабы, как женщины. Каждый месяц у них случаются кровотечения из зада, ведь сказано: «Поразил врагов его в тыл, вечному сраму предал их» (Пс. 77:66).
Под влиянием греческой и арабской науки в XIII в. возникли новые, натурфилософские и медицинские объяснения еврейских «месячных». Причину кровотечений искали в меланхолическом темпераменте евреев и/или в специфике их диеты: в том, что они пьют мало вина и едят много жирного (а значит, у них часто возникает геморрой). При этом теории, связанные с особенностями еврейского тела и рациона, не исключали провиденциального измерения и легко сочетались с идеей небесной кары за казнь Христа
[520].
