II.2.19. Личина, нарисованная на одной из пустых страниц рукописи.
Трактаты Петра Испанского и Петра Тартарета. Альпирсбах. 1498–1499 гг.
Aargau. Aargauer Kantonsbibliothek. Ms. Mur F 84. Fol. 215v
Тем не менее далеко не всякий персонаж с крючковатым носом означал иудея. Привыкнув к тому, что евреев столь часто изображали с носами-«клювами» или «крючками», некоторые историки почти автоматически заносят каждый носатый профиль в досье антиеврейских образов. На полях или на пустых листах средневековых рукописей можно найти мириады странных личин с носами разной длины и загнутости. Деформация формы носа, придающая персонажу хищный облик, была, да и остается, одним из главных инструментов сатиры: с ее помощью и высмеивают, и изобличают. Поскольку профили, начертанные на полях или выглядывающие из инициалов, обычно никак не подписаны и не связаны с текстом, можно только гадать, кто это: демоны, иноверцы, шуты или просто пробы пера, визуальные игры в физиогномику (II.2.19). На полях одного из свитков (Memoranda Roll), в которые копировались различные документы, связанные с работой Палаты шахматной доски, кто-то изобразил профиль неизвестного с пухлыми выбритыми щеками, носом крючком и подписью Naso («Носач») над головой. А другом свитке под краткой записью, касавшейся душеприказчиков покойного епископа Вустерского, был нарисован человек в епископской митре и с загнутым крючковатым носом – точно уж не иудей
[602].
чужак: видимый и невидимый
В средневековой иконографии черты лица и даже цвет кожи персонажей отражали не столько их этническую или расовую принадлежность, сколько статус на шкале добра и зла. Потому в случае нравственного преображения (обращения в христианство или для христиан – покаяния) их облик нередко менялся: черная кожа светлела, а крючковатые носы выпрямлялись. В каких-то историях такая «ринопластика» подразумевала, что изображенный персонаж действительно изменился физически. Однако чаще всего это был визуальный прием, позволявший продемонстрировать зрителю, с какого момента иноверец стал христианином, а грешник пошел по пути покаяния или спасения.
Среди чудес, которые в Средние века приписывали Деве Марии, многие касались обращения иноверцев. А среди них особое место занимали иудеи, чей отказ признавать Христа Мессией всегда был вызовом для христианской идентичности. Одной из самых известных историй такого рода было чудо о еврее-стекольщике. Оно было впервые рассказано еще в VI в. епископом и историком Григорием Турским в книге «О славе мучеников»
[603]. С XII по XV в. его неоднократно модифицировали и включали в коллекции чудес, совершенных Девой Марией, а также в сборники нравоучительных «примеров», которые клирики могли использовать в своих проповедях. Во французских версиях предания местом действия сначала считался Шартр, а в XIII в. чудо получило окончательную прописку в Бурже
[604].
В Пасхальное воскресенье сын еврея-стекольщика по приглашению товарищей-христиан вместе с ними зашел в церковь и причастился. Когда, вернувшись домой, он рассказал отцу о том, что случилось, тот рассвирепел, схватил его и бросил в пылающую печь. Мать в ужасе выбежала на улицу и принялась звать на помощь. Христиане и иудеи, которые прибежали на крик, обнаружили внутри печи мальчика, который сидел как ни в чем не бывало. Отрок поведал следующее: «"Та досточтимая Госпожа, которая стояла в храме над алтарем, пришла мне на помощь и оградила от огненного жара". Христиане поняли, что он говорит об образе Святой Марии. Тогда они схватили отца мальчика и бросили его в огонь, где тот сразу сгорел и обратился в пепел». После этого и сам спасенный, и его мать, и многие другие иудеи решили принять крещение
[605].
Путешествуя по Европе, эта история, которая изобличала изуверство отца-иудея, прославляла милость Богоматери и демонстрировала силу евхаристии, попала и на Пиренейский полуостров. Там она вошла в сборник из 420 «Песнопений в честь Девы Марии» (Сantigas de Santa Maria), который с 1260-х гг. начали составлять при дворе Альфонса X Мудрого (1252–1284) – короля Кастилии и Леона.
В целом в XII–XIII вв. в испанских королевствах иудейскому меньшинству жилось свободнее и безопаснее, чем в Англии, Франции или различных германских княжествах. В эту эпоху там активно шла Реконкиста – военное противостояние с мусульманскими эмиратами, которые контролировали южную часть полуострова. Попытки отвоевать у «мавров» земли, которые некогда, до арабского вторжения 711 г., принадлежали христианам, были окрашены в цвета священной войны. Однако в Испании в ту эпоху не было ничего подобного еврейским погромам, которые к северу от Пиренеев и Альп нередко устраивали крестоносцы. Во владениях Альфонсо X иудеи, как часто напоминают историки, могли занимать высокие административные должности, служили придворными врачами, а после отвоевания у арабов Севильи (1248 г.) несколько мечетей были переданы еврейским общинам для превращения в синагоги
[606].
Тем не менее, даже если сам государь и благоволил к своим иудейским подданным, не все в его королевстве были довольны тем, что враги истинной веры могут властвовать над христианами. Сильнее всего антиеврейские чувства были заметны среди мелких дворян и клириков. В XII в., когда в экономике резко повысилась роль денег, церковные власти стали ужесточать древний запрет давать в долг под процент: «Серебра твоего не отдавай ему в рост, и хлеба твоего не давай ему для прибыл» (Лев. 25:37); «Иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост» (Втор. 23:20); «И взаймы давайте, не ожидая ничего» (Лк. 6:35). «Декрет» Грациана, который резюмировал основные принципы церковного права, сформулировал запрет так: «Все, чего требуют сверх основной суммы, – это ростовщичество». Хотя на практике этот принцип далеко не всегда соблюдался, считалось, что христианин не должен давать денег в рост христианину (аналогичный запрет на процентные ссуды единоверцам существовал и среди иудеев). Проповедники обличали ростовщичество как смертный грех и попытку заработать на времени, которое принадлежит только Богу
[607]. В результате в разных концах Европы потребность в кредите стали удовлетворять иудеи. Чужаки, которые не имели права владеть землей, – они с XII в. по мере формирования системы гильдий были вытеснены из большинства профессий и во многих регионах начали специализироваться на ростовщичестве. Историк-испанист Памела Паттон показала, что в Кастилии это произошло во второй половине XIII в. В результате их все чаще стали воспринимать как чужеродное меньшинство, эксплуатирующее христиан
[608].
