Они просто этого не осознавали. Не понимали.
Как же глупы они были…
Анну он практически не помнил. Так… нечто бледное, болезненное…
– У Анны вечно болели легкие. Или почки… не помню, что у нее болело, но большую часть времени она проводила где-то на взморье. Доктора рекомендовали.
– То есть – не вместе со всеми? – уточнил Пламенный, понимая, что любовник, кажется, был. Но не этому самоуверенному болвану ловить таких, как Анна.
– Ну… да. И что?
– И в это время она не могла завести любовника?
– Она же болела. И лечилась, – даже слегка недоуменно пожал плечами Мишель.
Жом Пламенный едва не застонал. Ой дурак!
– Так… вы примерно помните, когда и сколько она болела?
Жом Мишель пожал плечами.
– Зачем?
Стонать жом Пламенный передумал. И следующие два часа методично вытягивал из Мишеля ценные сведения.
Кто, где, когда…
Да, и про Алексеева – тоже.
Выходило-то интересно. Что Анна могла и любовника завести. И даже ребенка от него прижить. Аделина, как и все авторитарные и самоуверенные люди, даже мысли не допускала, что кто-то может оказаться умнее. Такого просто не могло быть.
Вот Анна и воспользовалась.
По срокам все могло быть правдой. А доказательства? Да где ж их теперь возьмешь?
Пламенный оставил пленника предаваться воспоминаниям, а сам отправился отписывать Никону.
Он согласен на сотрудничество.
И на дружбу согласен. И на оплату…
Сколько этот выжига хочет за пленника?! С ума сойти!
Власть он отрицает, а вот деньги ему нужны! А как насчет поработать за идею?
Во имя великой и благородной цели?
Э-эх… вот так всегда! Слова красивые, а дела не дождешься!
Жом Пламенный запечатал письмо, приказал отправить его и вызвал к себе жома Огненного.
* * *
– Похоже, у нас проблемы.
Когда эти слова произносил Ураган, к ним стоило прислушаться. Жом Тигр отставил в сторону чернильницу и посмотрел на… да, на родственника. Почти.
Если состоятся формальности, родственниками они и будут.
– Какие?
– Пламенный вот уже шестой раз вызывает к себе Огненного.
Жом Тигр задумался:
– Зачем бы?
– Вот и мне интересно. Ты его сам знаешь…
Тигр знал.
Если Ураган был рыцарем Освобождения, то Огненный был фанатиком в самом худшем их проявлении. Упертым, уверенным в своей непогрешимости, неудержимым в достижении целей и не выбирающим средства.
Как-то от Яны жом Тигр услышал интересную фразу: «Пусть рухнет мир, но торжествует справедливость»
[16].
И фраза-то идиотская, и сказал ее идиот… и к жому Огненному она подходила, словно родная. Это было именно про него.
– Что они могут придумать – вместе?
– Не знаю. Но точно ничего хорошего.
Жом Тигр задумался:
– Попробуй за ним проследить?
– Уже.
– И?
– Ничего.
Или Пламенный и Огненный уже все сделали. Или…
– Слежку надо продолжать, – сказал Тигр.
– Поучи еще.
Мужчины переглянулись.
Отдаст ли Пламенный власть добровольно? Нет.
Понимает ли он, что ее теряет? Безусловно. О, Пламенный кто угодно, но не дурак. Сволочь, мерзавец, хищная склизкая гадина, но не дурак.
И что он может предпринять?
Тигру с Ураганом этого даже знать не хотелось. Вот не понравится им результат, стопроцентно не понравится. Но – надо узнать. По умолчанию они не говорили ни о чем, кроме работы. Но два имени незримо витали в комнате.
Ида.
Яна.
Ради них?
Не стоит обманывать себя. Ради них. Ради власти. Ради Русины – слишком много побудительных мотивов, чтобы выделить один, главный. Что важнее в торте? Коржи? Крем? Пропитка?
Все и сразу. Исключи хоть один компонент – и получится у тебя несъедобная пакость вместо вкусного тортика. Вот и здесь то же самое. Исключи хоть один мотив – и все уже не то, не так, неправильно…
И отказываться от своего куска торта ни один из заговорщиков не собирался.
Анна, Россия
– Аня, мне надо с тобой посоветоваться.
Анна притянула Киру к себе поближе, взъерошила ей волосы.
– Что случилось, детка?
Она видела, что вот уже третий день Кира не в порядке. Что-то тяготит девочку, гложет, мучает… только вот что?
Ладно, сама расскажет.
Так и вышло.
– Аня, у меня серьезные проблемы.
Серьезной могла быть абсолютно любая проблема. Так что Анна ждала молча. Сначала послушаем, потом решим, что и как.
– Ты помнишь, я пошла на день рождения к подруге?
– Олеся? Да, помню…
– В общем, у ее матери пропала брошь. А меня подозревают.
Анна насторожилась. Такие вещи не прощаются, она это понимала.
Воровать у своих? Это не просто фу, это, считай, полное разрушение репутации.
– Подробности?
– Да какие подробности? Мы с Леськой поссорились из-за Витюши, ей он нравился, ну и когда его отправили, она тосковала. Грустила, на меня наехала, потом помирилась.
– Так.
– Она пригласила меня на день рождения. Мы пришли всем классом, погудели, а потом, вечером, она мне позвонила и сказала, чтобы я брошку вернула.
– Так…
Анна постучала ногтями по подлокотнику дивана, на котором они с Кирой и сидели.
– Аня, я ее не брала. Клянусь!
– Кира! – Анна закатила глаза. – Я ЗНАЮ, что ты ее не брала. И мы исходим сейчас из того, что брошка пропала, а тебя подставили. Что еще сказала твоя Олеся?
– Или я верну брошку, или выплачу ее стоимость деньгами.
– Сколько?
– Двадцать тысяч. Евро.
– Хм…
– Она сказала, что ее мать обнаружила пропажу, а я…
– А ты?
Кира покраснела:
– Аня, только поверь, пожалуйста.
