– Ну, это недорогая комната, и насекомых нет, и соседей не перешибешь. – Ланг ухмыльнулся.
– Я имею в виду, в плане декора. Не могу вообразить, чтоб ты правда жил в комнате со шведской мебелью и квадратами на картинах.
Ланг залез с ногами на кушетку и секунду смотрел на пустой белый телеэкран.
– Ну и в каком декоре ты можешь меня вообразить? – Он закрыл глаза и чпокнул ушком от банки вина.
Линор провела рукой по полке над Мистиным холодным камином.
– Ну, не знаю. – Улыбнулась себе. – Пахнущая куревом кожа. Кожаные кресла. Леопардовый коврик, может быть, с оскаленной головой медведя. Развратные календари и постеры… – Она обернулась. – Может, дорогая стереосистема с ручками настройки, сияющими в верхнем свете, яркость которого ты меняешь, крутя верньер…
Ланг засмеялся, ударил кулаком по колену.
– Сверхблинъестественно. Ты сейчас почти точно описала мою комнату в колледже.
– Да ну.
– Только забыла про звериные головы на стенах. – Ланг посигналил ей бровями.
Линор засмеялась.
– Звериные головы, – сказала она. – Как я могла.
– И зеркала на потолке… – Ланг глянул вниз и вынырнул с большим стаканом. – Чуток винца?
Линор подошла к кушетке.
– Бляцких бокалов не нашел, взял эти. Надеюсь, это ничего, если их одолжить, мы ж их потом помоем. – Это были стаканы с героями «Дорожного Бегуна», Кэнди Мандибула добыла их в ходе рекламной кампании какого-то фаст-фуда.
Линор взяла стакан вина.
– Это ничего. Они Кэндины. Кэнди очень щедро делится всем, что у нее есть. Ты, я уверена, в курсе. – Она села в белое кресло, аккуратно потянув вниз платье сзади, чтобы кожа ног не касалась джутовой подушки. Положила ногу на ногу.
– Я так и решил, что они или ее, или твои, или бедной старушки Мисти Швартц, – сказал Ланг. – И подумал, что бедной девочке любые стаканы теперь без надобности. – Он откинулся на спинку кушетки. – Послал ей открытку, кстати говоря, в больницу, написал, кто я, насчет комнаты, написал, надеюсь, она поправится и все такое.
– Очень мило с твоей стороны, – сказала Линор и взяла стакан со столика. Вино было желтым, сладким и холодным настолько, что обожгло зубы. Линор вернула стакан на столик, стекло скрипнуло по стеклу, и она ощутила зубовную дрожь – поверх холода от вина.
– Не, – сказал Ланг, закинув ногу на ногу так, что лодыжка лежала на колене, и держась за лодыжку большой рукой. Линор глянула на его ботинок и волосатую лодыжку.
– Не, – сказал Ланг. – Простая вежливость, ну и всё. С Мелиндой Сью случилось почти то же самое, только, я полагаю, не такое страшное. И то женщина вся обмазывалась бляцкой «Ноксимой» целую неделю.
– Жуть какая.
– Скажи сестре, чтоб была осторожна, а то сгорит.
– Скажу.
– Как вино, нравится? – Ланг воздел стакан к плафону и вгляделся в вино вокруг мультяшного койота: тот подмигивал и держал над головой крошечный зонтик – видимо, мгновение спустя его расплющит куском скалы.
– Ну очень холодное, – сказала Линор.
– Ах-ха, – сказал Ланг. Опять глянул на белый экран. – То есть, я так понимаю, ты не хочешь смотреть «Даллас», да?
– Я включила на секунду, – сказала Линор. – Это просто не мой сериал, что не значит, что он плохой и так далее. Если хочешь смотреть, вперед; мне все равно, что смотреть, по крайней мере, сейчас.
– Не, – сказал Ланг. Снял спортивный пиджак, поднялся и его повесил. Линор дотронулась ладонями до волос. Она чувствовала, как ручейки тепла растекаются по рукам и ногам – от вина. Подняла стакан к свету. По стеклу бежал Дорожный Бегун, ноги – расплывшееся пятно, извилистая дорожка за Бегуном была коцаной, дряблой и резиновой на фоне коричневых холмов какой-то пустыни. Имелись и кактусы.
– Если, может, позволишь спросить, откуда все эти лотерейные билеты, ну, в твоей сумочке? – спросил Ланг, усевшись обратно, теперь на край кушетки поближе к креслу Линор; они увидели друг друга в стекле столешницы, когда глянули вниз. Ланг глядел на ее отражение. – Кто тут играющий в лотерею дьявол?
Линор усмехнулась.
– Мы с Кэнди часто их покупаем. Реально часто. – Она пригладила волосы, чтоб не падали на глаза, и Ланг смотрел, как она это делает. – Мы часто играем в лотерею. Пробуем все эти системы, наши дни рождения, буквы в наших именах и все такое. В Огайо реально крутая лотерея.
Ланг отпил вина.
– Выигрываете?
– Еще выиграем, – сказала Линор. Усмехнулась. – Мы начали играть в колледже, чтоб развлечься, я изучала философию, и мы ради шутки придумали своего рода силлогизм, якобы доказывающий, что мы выиграем…
– Силлогизм?
– Ага, – сказала Линор. – Небольшая цепочка аргументов. – Она улыбнулась Лангу и стала показывать пальцы. – Первый. Конечно, кто-то выиграет в лотерею. Второй. Я – кто-то. Третий. Следовательно, я, конечно, должна выиграть в лотерею.
– Зашибись конем.
Линор рассмеялась.
– Так почему кажется, что оно типа работает, если оно не работает, потому что вы ничего не выиграли?
– Это называется «эквивокация североамериканской совки»
[159]. Мой брат опроверг силлогизм в том же году, когда я его, не помню почему, выбесила. Математическая штука. – Линор снова усмехнулась. – Наверно, это всё глупости, но мы с Кэнди кайфуем по-прежнему.
Ланг теребил волосы на лодыжке.
– Ты изучала фи-ло-со-фию, значит. – Он протянул слово «философия».
– Философию и еще испанский, – сказала Линор, кивая. – Я в колледже специализировалась по двум направлениям.
– Лично я специализировался по э-ко-но-мике, – сказал Ланг, повторяя шутку.
Линор его проигнорировала.
– Я брала как-то курс экономики, – сказала она. – Папа какое-то время хотел, чтобы я стала экономистом.
– Но ты сказала «нет, сэр».
– Я просто не стала этого делать, ну и всё. Ничего не сказав.
– Я в восхищении, – сказал Ланг, доливая вина обоим и сминая пустую банку. Он вбросил ее в мусорную корзину через всю комнату. – Определенно.
– В восхищении от чего?
– Только мне сложновато вообразить тебя фи-лосо-фом, – сказал он. – Помню, я смотрел на тебя в комнате Мелинды Сью в тот раз, так давно, и говорили себе: художница. Помню, как подумал «художница», тогда.
Теперь вино было теплее. Линор подавила кашель.
