МИСТЕР ОБСТАТ: Цена вопроса?
ГУБЕРНАТОР: Приемлемая.
МИСТЕР ЛАНГБЕРГ: Где разместим?
МИСТЕР ЯНСИ: В общем, джентльмены, мы с губернатором посовещались, и, если вы отвлечетесь на секунду на эту карту, вот тут…
МИСТЕР ОБСТАТ: Узнаю́ Огайо.
МИСТЕР ЯНСИ: Мы наметили местечко на юге вашего великого штата. Прямо где-то… тут. То есть от сих до сих. Двести пятьдесят квадратных километров.
МИСТЕР ОБСТАТ: Вокруг Колдуэлла?
МИСТЕР ЯНСИ: Ну.
МИСТЕР ЛАНГБЕРГ: Там же кое-кто живет, нет?
ГУБЕРНАТОР: Переселение. Право на отчуждение. Пустыня не знает жалости. Часть концепции.
МИСТЕР ЛАНГБЕРГ: Там же еще рядом Уэйнский национальный лес
[32]?
ГУБЕРНАТОР: Уже нет.
(Мистер Лангберг присвистывает.)
МИСТЕР ОБСТАТ: Эй, моя мать живет как раз под Колдуэллом.
ГУБЕРНАТОР: Что, Нил, задело за живое? Часть концепции. Концепция должна задевать за живое. Вытесывание, Нил, – это насилие. Мы собираемся вытесать дикость из мягкого подбрюшья нашего штата. За живое заденет капитально.
МИСТЕР ЛАНГБЕРГ: Это дело вас увлекло не на шутку, да, шеф?
ГУБЕРНАТОР: Джо, меня никогда и ничто так не увлекало. Это то, что нужно нашему штату. Сердцем чую.
МИСТЕР ОБСТАТ: Вы войдете в историю, шеф. Обретете бессмертие.
ГУБЕРНАТОР: Спасибо, Нил. Я просто чую, что так оно правильно, и, когда мы с мистером Янси посовещались, запал конкретно. Полторы сотни километров ослепительно белопесочного ничто. По краям, понятно, рыбопромысловые озера, чтоб люди рыбачили…
МИСТЕР ЛАНГБЕРГ: Почему белопесочного, шеф? Почему не, скажем, чернопесочного?
ГУБЕРНАТОР: Развей мысль, Джо.
МИСТЕР ЛАНГБЕРГ: Ну, слушайте, если суть в том, что это вроде как контраст, другость, разоренность, если позволите, зловещесть? Я ощущаю эту штуку как зловещесть.
ГУБЕРНАТОР: Зловещесть в самый раз, отлично.
МИСТЕР ЛАНГБЕРГ: Ну, Огайо – довольно белый штат: дороги белые, люди в общем и целом белые, солнце у нас довольно яркое… Разве может быть контраст круче, чем сто пятьдесят километров черного песка? Такая-то зловещесть. А черный песок еще и тепло поглощает куда лучше. Жарче некуда, усиление аспекта разоренности.
ГУБЕРНАТОР: Мне нравится. Эд Рой, что думаешь? Живут кактусы и скорпионы в черном песке?
МИСТЕР ЯНСИ: Вообще не вижу проблемы.
МИСТЕР ОБСТАТ: А стоит черный песок сколько?
МИСТЕР ЯНСИ: Ну, может, чуток дороже. Поговорю с нашими песочниками. Но, думаю, я могу уже сейчас заверить, что в контексте проекта это осуществимо.
ГУБЕРНАТОР: По рукам.
МИСТЕР ЛАНГБЕРГ: Когда приступаем?
ГУБЕРНАТОР: Немедленно, Джо. Вытесывание по своей природе резко и насильственно.
МИСТЕР ОБСТАТ: Шеф, позвольте сказать: я в восхищении. Примите мои поздравления, говорю как человек человеку и гражданин – губернатору.
ГУБЕРНАТОР: Спасибо, Нил. Беги звони мамочке, чувак.
МИСТЕР ОБСТАТ: В точку.
МИСТЕР ЛАНГБЕРГ: Шеф, а что с названием?
ГУБЕРНАТОР: Название? Типично блестящий вопрос, Джо. Я и не подумал об этой проблеме.
МИСТЕР ЛАНГБЕРГ: Можно предложение?
ГУБЕРНАТОР: Валяй.
МИСТЕР ЛАНГБЕРГ: Гигантская Огайская Супер-Пустыня Образцового Дизайна.
ГУБЕРНАТОР: Гигантская Огайская Супер-Пустыня Образцового Дизайна.
МИСТЕР ЛАНГБЕРГ: Да.
ГУБЕРНАТОР: Джо, имечко супер. Снимаю шляпу. Ты опять на высоте. Великолепно. Выражает размер, запустелость, величие и сообщает, что мы в Огайо.
МИСТЕР ЛАНГБЕРГ: Не слишком нахальное?
ГУБЕРНАТОР: Ничуть. Всё по концепции, тютелька в тютельку.
МИСТЕР ОБСТАТ: Я тоже снимаю перед тобой шляпу, Джо.
МИСТЕР ЯНСИ: Чертовски крутое название, Джо.
ГУБЕРНАТОР: Мы всё обговорили. Концепт. Пустыня. Цвет. Имечко. Осталось только вытесать.
МИСТЕР ЯНСИ: Так давайте этим займемся.
5. 1972
/а/
Положим, кто-то сказал бы мне десять лет назад, в Скарсдейле, или в электричке, положим, мой ближайший сосед, Рекс Металман, корпоративный бухгалтер с невероятно аппетитной дочерью, положим, когда газономания еще не взяла его в клещи самым серьезным образом, включая ночную военизированную караульную службу на слепящем садовом тракторе, и еженедельные самолетные грузы ДДТ, каплющие с небес в поисках, надо думать, единственного гнездовья луговых мотыльков, и абсолютную неколебимость перед лицом одного и даже всех соседей, разумно и поначалу вежливо просивших унять, ну хотя бы географически, боевые действия против сонмища потенциальных врагов газона, на которых, на действиях, он зациклился, прежде чем всё перечисленное вобьет клин размером с пакет «Скоттса»
[33] в нашу теннисную дружбу, положим, Рекс Металман пофантазировал бы тогда в моем присутствии, что десять лет спустя, то есть сейчас, я, Рик Кипуч, буду проживать в Кливленде, штат Огайо, между биологически мертвым и ужасно оскорбительно пахнущим озером и искусственной пустыней за миллиард долларов, что я буду в разводе с женой и физически дистанцирован от взросления собственного сына, что я буду руководить компанией в партнерстве с человеком-невидимкой, почти стандартным, как теперь вроде бы понятно, юридическим лицом, заинтересованным в убытках с целью уменьшения налогов, фирмой, издающей нечто, быть может, чуть более смешное, чем ничто, а на вершине этой горы немыслимого взгромоздится тот факт, что я буду влюблен, пошло, и жалко, и люто, и беззаветно влюблен в человека на восемнадцать, только вообразите, восемнадцать лет моложе меня, в женщину из семейства кливлендских первопоселенцев, живущую в городе, которым владеет ее отец, но на работе отвечающую на звонки за что-то порядка четырех долларов в час, в женщину, форма одежды которой, белое хлопковое платье и черные конверсы с высокими голенищами, неанализируема и тревожно постоянна, в женщину, принимающую где-то, я подозреваю, от пяти до восьми душей в день, работающую по неврозу, как китобой по китовому усу, живущую с шизофренически нарциссическим попугаем и стервозной подружкой, почти определенно нимфоманкой, и обретающую во мне, где-то, но никто не знает где, совершенного любовника… положим, все это сообщил бы мне Рекс Металман, в режиме диалога перегнувшись со своим огнеметом через заборчик между нашими участками, а я стоял бы с граблями в руке, положим, Рекс сказал бы мне все это, и я бы почти наверняка ответил, что правдоподобие всего этого примерно равно по вероятности тому, что юный Вэнс Кипуч, в то время восьми лет от роду и в свои восемь в иных аспектах более мужчина, нежели я, что этот юный Вэнс, который, пока мы вот так стояли бы, на заднем плане пинал бы футбольный мяч
[34] то в холодное осеннее небо, то в окно, и его смех вечно отражался бы эхом от сплотки разноцветных пригородных деревьев, что дюжий Вэнс в итоге окажется… гомосексуалом, ну или чем-то равно маловероятным, несообразным, из разряда «абсолютно исключено».
