– «Пляж-Загар» процветает, – сказала Клариса. – Лето, ты знаешь, было облачным, и люди нуждаются в добавке. Нацеливаемся на осенний бум. Осенний бум бывает всегда: люди начинают терять летний загар и напрягаются. Мы славно поджарим почти весь Кливленд к ноябрю.
– А Мисти Швартц?
– Не могу об этом говорить. Закон запрещает. Но, если не считать проблемы Швартц, осень обещает быть шикарнейшей.
– Крутяк.
– А ты сама? Как коммутатор? Как попугай? – спросила Клариса. Линор смотрела, как в центре гостиной Элвин держит Лопатулу высоко над головой, а Лопатула смеется и дрыгает ножками.
– Мне типа надо с тобой поговорить, чуток, если бы мы могли уединиться, может, «Желоба и лестницы» позже…
– Семейный театр через десять минут, вот что.
– Может, тогда после, мы могли бы типа…
На широкоформатном экране закончились кадры с людьми, которые бежали как при замедленной съемке. Камешек бросил Будду-ребенка в Лопатулу. Фигурка пролетела мимо, зазвенел бронзовый цветочный горшок. Экран заполнила голова телеведущего.
– Мы вернемся, чтобы посмотреть… гимнастику и поговорить в прямом эфире с… одним человеком, – телеведущий таинственно ухмыльнулся.
– Копейка Спасова, – сказала Линор.
Элвин глянул на нее.
– Ты уверена?
– Мозжечком чую, будет интервью с Копейкой Спасовой.
– Капец, – сказал Элвин. – Надо взять блокнот.
– Элвин, семейный театр через восемь минут.
– Мне нужно все записать. Считается, что это вроде как ядерная бомба Гербера.
– Ты мог бы сказать «шишковидная вытяжка», – сказала Линор.
– Иисусе, – сказал Элвин, обыскивая портфель. Камешка и Лопатулу засосал телевизионный сигнал; они сидели по-турецки, уставясь в телевизор. Линор беспечно запихнула «Желоба и лестницы» ногой под диван.
– Пойду принесу реквизит, чтоб мы начали, как только она закончит, – сказала Клариса. Линор отпила газировки и съела плававший сверху кусочек лаймовой мякоти.
В телевизоре возник Эд Макмахон
[83], он рекламировал линейку крошечных пылесосов, которые, как утверждалось, засасывали даже упрямейшие пушинки из вашего пупка.
– Эд, продавай! – завопил Элвин Гишпан, восхищенно осклабясь на телевизор.
– Это обычное или кабель? – спросила Линор.
– По-моему, сеть. По-моему, это Кёрт Гауди
[84] ведет повторы. Ну, готово. – Элвин уселся с очками, желтым линованным блокнотом и ручкой.
– У вас реально столько телевизионной техники, – сказала Линор.
– Мы семья, которая относится к домашним развлечениям очень серьезно, – сказал Элвин. Камешек глянул на Линор и кивнул, и Элвин взъерошил ему волосы.
– Мы вновь в эфире, – сказал телеведущий на экране.
– Мамочка, скорее, мы вновь в эфире! – закричал Камешек.
– Ш-ш-ш, – сказал Элвин.
– Я стою здесь с блистательным советским… бывшим советским тренером по гимнастике Рублем Спасовым, – сказал телеведущий, – и со столь же блистательной бывшей советской гимнасткой и точно не бывшей золотой медалисткой Олимпиады и Чемпионата мира Копейкой Спасовой, дочерью мистера Спасова. – Камера панорамировала с голов взрослых на их животы, чтобы Копейка Спасова попала в кадр. Это была тоненькая русая девочка со впалыми щеками и огромными черными кругами под глазами.
Клариса внесла груду масок, картонные ростовые фигуры и какие-то личные вещи в коробке.
– Ну, по крайней мере, она не милая, – сказал Элвин.
– Ш-ш-ш, – сказала Лопатула.
– Рубль, Копейка, с каким чувством вы побеждали на всех главных турнирах? – спросил телеведущий.
– Кто этот человек? – спросил Рубль Спасов, глядя на кого-то за камерой и сбоку от нее.
– Побеждать хорошо, – сказала Копейка Спасова.
/б/
3 сентября
Монро Концеппер, успешный юрист по недвижимости, рост метр восемьдесят, с милым газоном и телом весом шестьдесят кг, осанистый и подтянутый, а равно исключительно привлекательный, как-то вечером в четверг возвращался от роскошной четверговой любовницы и увидел, что его дом в огне и что его дом окружен пульсирующим заревом пожарных и полицейских машин
пожарных машин и полицейских автомобилей, и увидел, что его дом пылает в огне, и что его попугай, Ричард Львиносердый, живший внутри, вероятно, мертв в своей железной клетке.
Монро Концеппер смотрел, как его дом горит, и чувствовал, как весь порядок, вся связность его жизни расплавляются в хаос и беспорядок. Он криво ухмыльнулся.
Насколько выпукло нам описывать этот пожар? Нужна нам отсылка или достаточно картинки? «Криво ухмыльнулся» кажется мощнее всего, когда используется как отсылка к картинке. Картинки работают. Показывай, не рассказывай.
Правда ли, что картинки рассказывают? У меня есть цветной поляроидный снимок с Вэнсом, ему семь, и Вероникой, ей двадцать девять, они шагают по серо-сухому пирсу Новой Шотландии к рыболовецкому баркасу. Тускло-стальная вода изгваздана пенными блинами; светло-стальное небо изгваздано тем же; массив белых чаек вокруг вытянутой, полнящейся хлебом Вэнсовой ладони – облако падучих белых V. Вэнс Кипуч, выставивший белую детскую ручку, окружен и заслонен облаком живущих, дышащих, визжащих, падучих букв V; и я запечатлел это навеки на качественном снимке, дающем мне право и силу плакать, когда и где я захочу. Что это говорит нам о картинках?
Ужасный, ужасный кошмар прошлой ночью. Даже не хочу об этом говорить. Я только что встал с кровати. Писаю. Гляжу вниз. Всего лишь ленивая струйка раноутренней мочи цвета кленового сиропа. Вдруг одна струйка – уже раздвоившаяся, расщепившаяся струйка. Затем – растроившаяся трехсоставная струйка. Четыре, пять, десять. Вскоре я становлюсь ручкой от веера мочи, брызжущей во всех направлениях, пробивающей стены туалета, дробящей все на своем пути, и у моих ног кружатся водовороты. Когда я проснулся – одинок, безлинорен, отсюда и сон, – я правда боялся, что обмочил постель, окна, потолок. Обсуждай мы это с Джеем, я бы его убил.
/в/
– …Попросили Копейку повторить захватывающий номер на разновысоких брусьях, который повсеместно приносил ей золото, и напомним телезрителям, что ее выступление стало возможно благодаря щедрости ребят из «Образцов качества Гербера», производителей детского питания, которое поможет вашему ребенку жевать.
– Да, – сказал Рубль Спасов. Они с телеведущим, оставляя улиточный след черного микрофонного кабеля, сопроводили Копейку на брусья, та вскарабкалась, стала вертеться, кружиться и, повинуясь брусьям, гнуться причудливейшим образом.
