– Сколько мы уже тут прозябаем, Мелинда Сью?
– Ты говорил, что полюбил Скарсдейл. Ты говорил, что полюбил меня.
– Я думаю, это сплошной игнор проблем, а не анализ. Я думаю, что, к сожалению, имел в виду, что я любил тебя трахать, вот, собственно, и все. И я вот думаю, что трахать тебя уже не люблю.
– …
– …Моя бритва…
– Почему не любишь?
– …
– С чего бы это?
– Не уверен, что реально понимаю. Надеюсь поразмыслить на досуге. Просто все уже не так чудесно. Ничего личного. Все уже не так чудесно.
– Не так чудесно? Что это значит, не так чудесно?
– Ну, глянь на свою ногу.
– Что не так с моей ногой? Мне всего двадцать семь. У меня красивые ноги. Я случайно в курсе, что они красивые.
– Ты меня бесишь с самой страшной силой, когда не слушаешь, что́ я говорю, Мелинда Сью. Никогда не говорил, что у тебя некрасивые ноги. Я сказал только: глянь на свою бляцкую ногу.
– …
– В нас просто нет этой чудесности. Вот, например, твоя нога. И гладкая, и твердая, и изящная, и вообще. Отлично выглядит, отлично ощущается, отлично пахнет. Видит бог, ты ее постоянно бреешь. Красивая, артистическая, всякая прочая херня. Но, понимаешь, это просто нога. Для меня, теперь, это всего-навсего бляцкая нога. Могла бы быть моей, кабы я брил свою.
– Это важно? Есть какая-то разница?
– Самая разная разница, тюльпанчик. Твоему горшочку есть над чем подумать.
– Ты говоришь как инфантил. Как человек, выпавший из реальности. Ты намеренно стараешься меня унизить.
– Нет, я намеренно стараюсь сказать тебе «отъебись» – вот что я намеренно стараюсь.
– Ну и что мне теперь делать?
– Стремно, но меня это ни хера не тревожит. У тебя есть работа, если говорить расплывчато. У тебя есть твой бляцкий голос, есть же. Я знаю, это неоспоримый факт. Я с ним сталкиваюсь по сорок раз на дню. Мне от тебя, блин, просто никуда не деться. Сажусь в машину, а там ты. Воздух, которым я дышу, будто весь издышан тобой.
– …
– Думаешь, я типа увижу твои слезы и пойму, что виноват? Не пойму. Не виноват. Надо отсюда валить, и всё тут.
– Ты просто пьян.
– Я самое малехонько пьян. Без базара. Но я, мэм, жутко искренен. Конец траху, конец любви.
– …
– Скинь халат на секунду.
– …
– Скинь, пожалуйста, кому сказал.
– Ой! Господи, что ты…
– Спасибо. Не волнуйтесь, мэм, этим утром на горизонте насилия не видать. Гляди, я тоже скину, так честно. Давай-ка взглянем на ситуацию объективно, да?
– Шторы не задернуты.
– Мой анализ проблемы, если хочешь мой анализ проблемы, таков: у тебя кончились дырочки на твоем прелестном тельце, а у меня кончились штуки, которые в них суются. Мой клюв, мои пальцы рук, мой язык, мои пальцы ног…
– О боже.
– …Мои волосы, мой нос. Мой бумажник. Мои ключи от машины. Так далее. У меня, блядь, кончились идеи. И вся эта слезливая херомотина начинает меня бесить. Я прошу тебя, сейчас же, хватит плакать, это не работает и только меня бесит.
– …
– Так, я начинаю беситься.
– Папочка…
– Ну вот, приехали. Папочка. Я так думаю, он-то тебе сейчас и нужен. Ты бы помогла ему ебать газон.
– Я тебя ненавижу.
– Я просто пытаюсь сказать «отъебись».
– Я тебя люблю. Пожалуйста. Вот… видишь?
– Так, давай не заблуждаться на этот счет. Все, что мы тут наблюдаем, – чисто извращенное возбуждение от твоих распущенных нюнь. Реакция утомленного старого солдата в игре любви. Это не чудесность. И если мы это сделаем, мы будем как два животных в бляцком лесу.
– …
– Хочешь, скажу, скольких женщин я сношал с момента нашей свадьбы?
– …
– Я лично сношал больше дюжины женщин с тех пор, как на тебе женился. С тех пор, как поклялся быть тебе верным до гроба, я бляцки тебя предавал, сотни раз. В прошлом году было такое, что я тебя игнорил, потому что берегся для кого-то еще. Так тебе куда легче будет принять, что я ухожу в бессрочный отпуск.
– О господи.
– Возьми салфетку.
– …
– И, пожалуйста, не думай, что я не в курсе, что ты еблась направо и налево. Я знаю про тебя и Гласкотера. Я не отлупил его по одной причине: это было бы бляцки скучно. Я знаю, что ты ничуть не лучше меня, не беспокойся. Просто я говорю, что делал это по-крупному, бляцки масштабно.
– Как ты можешь быть таким мерзким?
– Потому что мне скучно, а когда мужику скучно, он звереет. Я сейчас озверел, типа. Мне эта поебень вот где, вся твоя работа, вся моя работа, а как там чужие налоги, а какие у твоего папочки бляцкие стратегии, как что удобрять, каждый день, нах. Когда звери чуют, что загнаны, они мерзеют. Опасайся загнанных зверей, Мелинда Сью, мой тебе совет на будущее.
– Я больше не могу. Не знаю, что тебе втемяшилось.
– Ну уж точно не ты, не волнуйся.
– Думаю, я хочу развода.
– Господи, даже мои одежки тобой пахнут.
– Ты не можешь ненавидеть меня так, как пытаешься убедить, что ненавидишь.
– …
– О боже.
– …Ключи от машины…
– …
– Одну на дорожку, и ищи-свищи ветра в пустыне.
– Ты ничтожество.
– У нас опять льда нет? Зашибись конем. Ешь ты его, что ли? Ходишь и берешь лед отсюда, когда я его сделал? Если да, просто скажи да.
– Уходи, раз собрался уходить.
– Только схожу поссу, если позволишь. На дорожку.
– Подожди. Я думаю, ты не должен уходить.
– Скажи «пожалуйста».
– Пожалуйста.
– Ах, извини. Я тебя обманул.
– Ты пьян.
– …
– И куда ты собрался?
– Думаю, сначала домой.
– Помчишь аж до Техаса? Сейчас?
– Нет, дура ты стоеросовая. Я сказал, что собрался домой, нах. Домой.
– Я тебя люблю.
– Тогда ты жалкий запутавшийся экземпляр.
– И ты любишь меня.
– Ты изумительная женщина, если тебя устроит такая новость дня. Ты изумляешь меня, Мелинда Сью. Я бы снял перед тобой шляпу, только, кажись, забыл ее у соседки. И вот что: тебе надо или сигануть из окна, или надеть что-нить.
