– Можно я спрошу кое-что?
– Да.
– Почему женщина с термосом просто не вынула древесную жабу из шеи и не посадила ее, ну, в банку из-под кофе?
– А, подразумевается, что единственный способ людям с животными в шеях освободиться от животного в шее – смерть, смотри, например, метро, и бэ, ты совершенно, абсолютно упускаешь из виду то, что, по крайней мере, я считаю смыслом всей истории.
– …
– И у мужчины все кошмарно плохо, и прежняя любовная проблема его одолевает, сопровождаемая и усиливаемая неутихающим горем из-за разрубленной связи с женщиной с термосом и его желанием никогда больше ни к кому не привязываться, каковое желание само пребывает в тревожно двусмысленных и порождающих кошмарную плохизну отношениях с изначальной любовной проблемой. То есть все просто кошмарно. И кошмар продолжается где-то неделю, и вот одним майским вечером мужчина лежит, полностью раздавленный горем и приблизительно двадцатью пятью влюбленностями и приводами в полицию за день, и он почти сошел с ума, и лежит в совершенно кошмарном состоянии на ковре в своей квартире, и внезапно раздается невозможно тихий стук в дверь.
– О нет.
– Что значит «о нет»?
– …
– Ну, он открывает дверь, а там на полу в коридоре сразу за дверью сидит крошечная изящная бледно-зеленая жаба женщины с термосом и моргает нижними веками снизу вверх, и левая задняя лапка жабы расплющена и волочится и явно повреждена, вне всякого сомнения, заключаем мы, во время инцидента в метро, который, однако, жаба, судя по всему, все-таки пережила.
– Ого.
– И история заканчивается тем, что мужчина, осоловелый и обалделый от горя, и любви, и двусмысленности привязки к миру, стоит в дверях, уставясь сверху вниз на крошечную бледно-зеленую древесную жабу, а та просто глядит на него снизу вверх, печально моргает наоборот и в порядке эксперимента тихо поквакивает. И они просто вот так застыли в коридоре, глядя друг на друга, и это конец истории.
– Ого.
– Я думаю, не попробовать ли сразу две жвачки, пожалуйста.
– …
– История, понятно, не совсем для «Частобзора», но я собираюсь написать персональный отказ, в котором скажу, что лично мне она понравилась и что в ней есть потенциал, хотя она пока и не цельная.
– Очередная рукопись от озабоченного студента колледжа?
– У меня чувство, что все-таки да, хотя в сопроводительном письме парень пытается представить себя значительно старше и приложил, как я теперь твердо понимаю, липовую библиографию опубликованных текстов.
– Боже-боже.
– Линор, во мне вдруг проснулся чудовищный аппетит.
– Я точно знаю, что на борту есть сэндвичи. Сейчас, вызову Дженнифер.
– …
– Ну наконец-то кто-то чего-то тут захотел.
– Здрасте, Дженнифер. Думаю, мистер Кипуч желает сэндвич.
– Не вопрос. Сэр, чего пожелаете?
– Скажите, какого рода сэндвичи у вас есть?
– У нас сегодня с ветчиной и еще с индюшатиной.
– А индюшатина с майонезом?
– Думаю, да, сэр.
– С «Миракл Уип» или «Хеллманз»?
– Сэр, боюсь, не могу сказать. Линор, простите.
– Дженнифер, всё в порядке. От «Хеллманз» у Рика чешется в горле, вот и всё.
– Какой изумительный ужас!
– Видимо, я буду с ветчиной, учитывая безмайонезность, и просьба убрать, я полагаю это само собой разумеющимся, корочки с ржаного хлеба.
– Да, сэр.
– Спасибо, и, учитывая уже упомянутые причины, очень важно, чтобы не было майонеза, хотя я не откажусь от капельки горчицы, и еще от «Канадского Клубного» с чутком дистиллированной воды.
– Линор?
– Можно имбирного эля, пожалуйста?
– Сейчас принесу.
– Спасибо, Дженнифер.
– Красивая девушка.
– Хочешь, чтоб я взревновала?
– Да уж хотел бы.
– …
– К слову говоря… я видел Нормана, Линор, вчера. Он о тебе спрашивал.
– Да ну? Думаю, мы приближаемся к Брэдли-Филду
[93]. Я точно знаю, что мы над штатом Нью-Йорк. Видишь трафик?
– Норман о тебе спрашивал.
– Да ну.
– Норман утверждает, что в тебя влюбился.
– К чему этот тон, Рик?
– Какой тон?
– Тучный, мерзкий, безумный, решивший стать бесконечным индивид, у которого крыша ку-ку, выражает неизбежный с точки зрения своей вселенной временный интерес к кому-то, кто приложил все усилия, чтобы грубо его отшить, и кто точно не выражает интереса к нему, а тут этот твой тон.
– Я чуть на него не набросился, на месте. Просто не понимал, куда начать бить. Он куда шире, чем был неделю назад.
– Кажется, что прошло куда больше времени, да?
– Кроме того, носильщики его паланкина все довольно амбалистые. Иначе я бы ему точно врезал.
– …
– Норман не общался с тобой напрямую, верно? Ничего тебе не выражал?
– Рик, я справлюсь.
– Справишься с чем?
– Со всем, с чем надо справиться.
– …
– Я умею справляться, знаешь ли. Я человек.
– Что он сказал?
– Ничего вот настолечко интересного, и вообще это не твое дело.
– Не мое дело?
– …
– Не мое дело?
– …
– Как это ты не мое… Спасибо вам. Спасибо.
– Великолепно, Дженнифер, спасибо. Мы приближаемся?
– Я знаю, что мы над Нью-Йорком. Капитан говорит, еще полчаса.
– Спасибо.
– Если вам что-то надо, сразу меня зовите.
– Она не убрала корочки.
– Дай мне нож. Я уберу.
– Она обслуживает только нас, это единственное, что она должна сделать, а она не убирает корочки.
– …
– Ты не мое дело? Я запутался: что мое дело, а что нет?
– У тебя был нож, тут, помнишь?
– …
– Я твоя подруга. Твоя девушка. Я не твое дело.
– Моя девушка?
– Как хочешь, так и назови. Можно я съем твои корочки, или они тебе для чего-то нужны?
– То, что я люблю, – мое дело.
