– Мы играем в «Привет, Боб». Хочешь сыграть в «Привет, Боб» с нами? – Он говорил как-то замедленно.
Линор придвинула чемодан и села на него.
– Что такое «Привет, Боб»?
Сапун ухмыльнулся ей с дивана, он уже держал бутылку водки.
– «Привет, Боб» – это где, когда кто-то в «Шоу Боба Ньюхарта» скажет «Привет, Боб», ты должна выпить.
– Ну а вот если Билл Дэйли говорит «Привет, Боб», – сказал Кот, протянув к косяку мокрый палец, – то есть, если персонаж Говард Борден из шоу говорит «Привет, Боб», это кранты, надо вылакать всю бутылку.
– Привет, Боб, – сказал Билл Дэйли на экране.
– Кранты! – заорал Кот.
Сапун не дрогнув осушил бутылку водки.
– Свезло, она была почти пустая, – сказал он.
– Думаю, я, наверно, воздержусь, – сказала Линор. – У вас все равно водка кончилась.
– Длительность игры в «Привет, Боб» согласно правилам определяется шоу, а не водкой, – сказал Сапун, беря еще одну бутылку с полки за диваном и ломая сургуч. Алкогольная полка вся сверкала стеклом и этикетками под солнцем, падавшим через просвет в шторах. – Серьезный игрок в «Привет, Боб» заботится о том, чтобы водка не кончалась никогда.
Ля-Ваш праздно побарабанил по ноге ручкой.
– У Линор от водки так и так проблемы с легкими, как я помню. – Он глянул на нее. – Линор, детка, милая, как ты? Что ты здесь делаешь?
Сапун пересел ближе к Линор и жарко, сладко прошептал:
– Сегодня день кваалюда
[102], и мы все должны приноравливаться.
Линор посмотрела на Ля-Вашеву кренящуюся голову.
– Ты получил мое сообщение? Я оставила подробное сообщение, что приезжаю сегодня. Оставила у твоего соседа, в соседней комнате, парень из Нью-Джерси. Меня соединила с ним телефонистка колледжа.
– Вуд, ага, – сказал Ля-Ваш. – Он, кстати, совсем скоро подвалит. У него свидание с ногой. Да, сообщение я получил, но почему ты мне просто не позвонила?
– Папа сказал мне, что ты сказал папе, что у тебя нет телефона.
– У меня нет телефона. Это не телефон, это лимфоузел, – сказал Ля-Ваш, указывая на телефон рядом с телевизором. – Я зову его лимфоузлом, не телефоном. И когда папа спрашивает, есть ли у меня телефон, я не кривя душой говорю: нет. У меня, однако, есть лимфоузел.
– Ты ужасен, – сказала Линор.
– Привет, Боб, – сказал кто-то на экране.
– Дзонго, – сказал Ля-Ваш и сделал щедрый глоток.
– Псиса померла, А-Хэ, – сказал Гон Ля-Вашу.
Ля-Ваш отвязал блокнот, выдвинул из искусственной пластмассовой ноги ящичек и бросил Гону новый белый косяк.
– У тебя там ящичек? – спросила Линор.
– У меня там ящичек со старшей школы, – сказал Ля-Ваш. – Я просто носил длинные штаны, дома, обычно. Да ладно, ты все время знала про этот ящичек.
– Нет, не знала, – сказала Линор.
– Хитрюга.
В дверь постучали.
– Антре
[103]! – заорал Кот.
Вошел высокий худой парень в очках, с кадыком, блокнотом и мешочком.
– Клинт Вуд, – сказал Гон в бутылку, в которую дул, как заправский игрец на бутылке, выдувая низкую ноту.
– Ребята, – сказал Клинт Вуд. – Антихрист.
– Чем можем помочь, здоровяга? – спросил Ля-Ваш, любовно похлопывая свою ногу.
– Введение в экономику. Второй тест. Облигации.
– Позолоти ножку, – сказал Ля-Ваш.
Ля-Ваш открыл ящичек в ноге, и Клинт Вуд положил в него мешочек. Ля-Ваш закрыл ящичек одним ударом и по нему похлопал.
– Профессор?
– Фюрзих.
– У Фюрзиха тебе надо помнить только одно: когда ставка процента растет, стоимость любой эмитированной облигации падает.
– Ставка… растет, стоимость… облигации… падает, – записал Клинт Вуд.
– А когда ставка падает, стоимость растет.
– Падает… растет. – Клинт Вуд поднял глаза. – И всё?
– Доверься мне, – сказал Ля-Ваш.
– Какой парень, – сказал Сапун. – Немного «Привет, Боба», Вуд?
Тот с сожалением замотал головой.
– Никак. Лекция через десять минут. Надо запомнить то, что сказал Антихрист. – Он посмотрел на Линор и улыбнулся.
– Ну что, удачи тебе, – сказал Кот.
– Спасибо вам большое, что приняли мое сообщение, если это вы приняли мое сообщение, – сказала Линор.
– А, да, вы сестра Антихриста, – сказал Клинт Вуд, оглядывая Линор. – Для Антихриста что угодно, без проблем. Спасибо еще раз, ребята. – Он ушел.
– Привет, Боб.
– Умпф.
– Серия убой. Они уже раз двадцать «Привет, Боб»-нули.
– Что там у нашей ножки?
– Кажись, три косячка. Скверно скрученных.
– У вас что, ни у кого нет лекций? – спросила Линор. В телевизоре появился Эд Макмахон.
– У меня лекции, – сказал Ля-Ваш. – Я точно знаю, в расписании все сказано. – Он уголком застежки блокнота почистил под ногтем.
– Он хочет пойти на лекцию в этом семестре, он мне говорил, – сказал Гон, сделав стойку на руках посреди комнаты, так что рубашка упала ему на лицо. – Он намерен пойти по крайней мере на одну лекцию.
– Я же инвалид, – сказал Ля-Ваш. – Они ведь не ждут, что инвалид будет хромать далеко-далеко, на вершину холма, ради каждой лекции в семестре.
Линор глядела на Ля-Ваша.
– Ты же здесь не работаешь, нет?
Ля-Ваш ответил улыбкой.
– Это и была работа, только что. Я очень много работаю.
– Он натурально работает за сорок или пятьдесят парней, и даже больше девок, – сказал Гон. – Он работает за нас всех, крутяга.
– Как насчет твоей собственной работы? – спросила Линор Ля-Ваша.
– Что я могу тебе сказать? Мне нужно заботиться о ноге, в конце-то концов.
– Папа думает, ты работаешь.
– Ты все-таки последний человек, который приперся бы сюда после того, как мы с тобой виделись несколько недель назад, чтобы сказать, что думает папа. Или чтобы узнать, что́ я думаю и делаю, и побежать обратно к папочке.
– Не совсем, – сказала Линор, ерзая, потому что ручка чемодана врезалась ей в попу. – Нам надо кое о чем поговорить, типа кое-что случилось. – Она оглядела Кота, Гона и Сапуна.
