– Не очень втыкаю, к чему именно ты клонишь, Дик, – сказал он. Автомат вдруг заиграл «Восемь дней в неделю»; мне помстилось, что из-за проигрывателя на меня лыбится Подкатчик. Я почувствовал превозмогающий позыв к странствиям, в которые следует взять Ланга: обратно к границе кампуса, к лесам под начинающим умирать солнцем.
– Ти симптосис, – сказал я.
Линор спит, необычно крепко сегодня, под шершавым говардджонсонским одеялом. Ее достигающее меня дыхание мягко и сладко; я им питаюсь. Ее губы влажны, в уголках белеют крошечные частички дремотного клея.
Горизонтальная Линор мне неведома. Линор в постели – не от мира сего, протеическая сущность. Лежа на боку, будучи определена изгибом груди и кривой бедра, она – S. Случайный гребень на подушке, прижимаемой ею к животу, и она делается то вопросительным знаком, то запятой, то скобкой. А потом раскидывается передо мной, открытая, влажная, абсолютно и редкостно уязвимая, ее глаза смотрят в мои, она – V. Признаюсь, пока я пишу эти строки, у меня на коленях лежит ее конверс. Приглушенный свет лампы, привинченной к стене над моим плечом, мешается с изменчивой зернистой серостью холодного телемерцания и бросает на меня тень Линориного подбородка, через ее горло, прикрывая маленькую адамову виноградинку, что ласкаема лезвием бритв волос-мандибул в нежной черноте, переменчивой как дыхание. Кто знает, как долго я на нее гляжу. Из транса меня выталкивает вой индейскоголовой настроечной таблицы. Я понимаю, что от сколь-нибудь долгого сидения в постели потрясающе затекает задница.
/и/
Кот, Гон и Сапун валялись по всей комнате, которую делили с Антихристом, недомогая в разной степени на солнышке, светившем теперь через большие окна западной стены, потому что в четыре Антихрист распахнул шторы, по предложению Линор, и солнечные лучи омыли комнату поздним жаром, высветив системы пыли, парившие в воздухе. Само светило в небе потихоньку спускалось по проволоке, опухая и воспаляясь, чтобы вскоре упасть за Центр искусства и вновь предать комнату холодной тьме. Упреждающее постукивание головы Кота об стену, увы, не смогло предотвратить вырождения ситуации в его уголке в весьма неприглядную.
Пока все это происходило, Линор с Антихристом гуляли на улице, и Линор подставляла под тепло большого светила и дуновения ветерка непросохшие волосы, а Ля-Ваш совершал остро необходимое ему упражнение. Они говорили, пока гуляли, сколько-то. Понадобилось немало времени, чтобы Линор и Ля-Ваш, причем Линор помогала Ля-Вашу, поднялись к Центру искусства, одолели меж корней деревьев и игроков в тарелки орбиту дворика и вышли на Мемориальный холм, чтобы глянуть на юг, на леса и птичьи заповедники за просторами спортивных площадок; сами площадки были покрыты крутящимися, гонимыми ветром струями воды из промышленных дождевателей, туман от их плюмажей полого стелился над мокрыми площадками и рябил цветами, когда солнце, приопускаясь, до него дотрагивалось, а крошечные, согнанные ветром брызги мигрировали на север и нежно испещрили веки и губы Линор, пока они с Антихристом устраивались на вершине холма, и она помогала Антихристу усесться на землю и выпрямить ногу перед собой на травяном изгибе. Они глядели на поля, и на леса, и на горы еще дальше, пурпурные и смутно дымчатые в далеком зное.
Рядышком с Линор и Антихристом на навершии расселось семейство: отец в клетчатом спортивном пиджаке и белых кожаных лоферах, мать в красной хлопковой юбке, с длинными волосами и синей паутиной вен на голенях, крохотная рыжая девочка лет, может, пяти с зелеными глазюками, в сияющих черных туфельках и шелковых белых чулочках, в белом же платьице, и еще двое детей постарше неопределенного пола – эти сражались и боролись на изгибе, пытаясь спихнуть друг друга вниз. Пока отец и мать возились с фотоаппаратами и снимали виды с холма, реально ошеломительные в странном предвечернем свете, с наплывом алой водянистости, смешанной с тенями спортзала, разливавшимися, как чернила, справа, с запада, и, пока два старших ребенка сражались, маленькая девочка наблюдала за Ля-Вашем, а тот, заметив ее, отцепил ногу и стал с ней поигрывать, чтоб рассмешить девочку; та выпучила глазюки, и схватилась за подол материнской красной юбки, и не нашла сочувствия.
Линор глядела, как Ля-Ваш откинулся назад, поставил ногу на нос и стал балансировать ею без поддержки рук. Девочка, подкравшаяся ближе, так и плюхнулась на траву, уставясь на Линор, Антихриста и ногу. Антихрист снял ногу с носа и, ухмыляясь и глядя на девочку, зашевелил густыми бровями. Девочка перекатилась, встала и побежала к подолу матери прятаться за голенью.
Линор засмеялась.
– Ты кошмарен, – сказала она.
Ля-Ваш убирал застрявшую между пальцами ноги траву.
– Да.
Волосы Линор были милы, и легки, и мягки, чисты, высушены горячим ветром со спортплощадок. Два старших ребенка вдруг завизжали в унисон и покатились с холма, уменьшаясь на глазах.
– Кэнди правда тебя соблазнила? – спросила Линор брата.
Антихрист поскреб бедро.
– Нет, Линор, вовсе нет. Гону и Сапуну я наврал. – Он глянул на ногу. – Очень важная часть здешней жизни – научиться врать. «Стратегически искаженная подача», как мы говорим. Я был дико влюблен в Кэнди, очень долго. Сказать честно, именно ее грудь запулила меня в половозрелость, в тот раз, когда вы с ней пришли домой на весенних каникулах, кажется, четыре года назад. Прошлым летом было особенно плохо, в плане влюбленности. Я просто исказил подачу, выдал фантазию за факт – Гону и Сапуну. Гон – страшный болтун. Согласно моей последней теории Гон недостаточно занят домашкой, но это я, уж поверь, исправлю.
– О, – сказала Линор. Пощупала траву. – Знаешь, честно говоря, Сапун мне, боюсь, тоже не очень-то понравился. Сапун кажется мне ужасным приставалой.
Антихрист ничего не сказал.
– Как его вообще зовут-то? – спросила Линор.
– Его зовут Сапун.
– В смысле, по-настоящему.
– Какая разница. Майк чего-то там.
– Хм-м-м.
Антихрист вглядывался в тонкие крутящиеся фонтаны на площадках и леса́, все в алеющей светотени.
– Ты все еще пьешь много «Тэба»? – нежданно-негаданно спросил он.
Линор посмотрела на него. Решила, что он под кайфом.
– Я уже не пью «Тэб». В основном я теперь пью газировку. У «Тэба» вкус, будто его сварганил какой-то мальчишка из набора «Юный химик».
Антихрист усмехнулся, держа ногу на весу. Его кеды стояли в траве рядом с Линориными. Девочка из-за материнской ноги уставилась на Антихриста, а тот притворялся, будто ее не замечает.
– Где же твой друг мистер Кипуч? Что он сейчас делает, по-твоему?
– Без понятия. Думаю, бродит где-нибудь. Думаю, ему надо как-то нагнать время внутри себя. Он не был здесь, ни разу, с тех пор, как отучился.
– Ясно.
Два старших ребенка перестали катиться и тяжело тащились обратно по крутому склону. Отец и мать шипели друг на друга над экспонометром. Вокруг голени женщины крутились зеленые глазюки и рыжие кудри. Антихрист сунул часть ноги под рубашку.
