– Слушай, Эр-Ка, Линор меня помнит или нет? Как я уже сказал, я вполне уверен, это была она, тем вечером, когда я познакомился с женой. Я был чуток под мухой, но все-таки.
– Она мне ничего не сказала. Подходящий для обсуждения проблемы контекст не возник – прошлой ночью. Она уснула почти мгновенно.
– Эти говардджонсонские кровати очень даже ничего себе. «Говард Джонсон» – это угар. Я оценил номер, и обед, и бритву тоже. «Фланец» меня почти обчистил. Какой же я был идиот, что не захватил больше денег.
– Вообще не проблема. «Камношифеко» всё оплатит. Считай это авансом.
– Только дело в том, что я тут подумал хорошенько… Ой, спасибо, это великолепно. Пиво тоже. Хе-хе.
– …
– Спасибо, мисс. Думаю, пока что всё.
– Если вам что-то надо, сразу меня зовите.
– Спасибо.
– Сразу зовите, говорит. Она кокетка, да? Господи, ну ты посмотри. Первостатейная жопа, под юбкой-то.
– Опять корочки. Эта девушка не способна убрать корочки.
– Что?
– Ничего. Продолжай, пожалуйста, что ты говорил?
– Ну, я тут подумал насчет того вечера, когда, как мне кажется, увидел Линор, того вечера, когда увидел Мелинду Сью, и о том, что случилось со мной и тем другим парнем, который потом оказался настоящим лузером, как мы приехали в Маунт-Холиок и типа вломились в комнаты этих девчонок, типа ради какой-то фигни студенческого братства. Какой – не помню.
– …
– И я помню, что Линор, как мне кажется, была в ярости. Ей было реально мало лет, и не думаю, что она все понимала. Помню, она швырнула туфлей в того, другого парня.
– Туфлей?
– Угу. И сказала Мелинде Сью, что у той страшенные ступни.
– Туфли и ступни, опять.
– Угу. Так что я не знаю, что делать. Не знаю, как действовать, притвориться ли, что я ее не знаю, взаимно, или что. Я не понимаю, она еще в ярости после стольких лет или нет.
– Как я выяснил, настоящий длительный гнев в Линор весьма редок. Смятение – другое дело. Я бы поставил на то, что Линор попросту в смятении. Когда она в смятении насчет чего-то, она обычно делает вид, что этого чего-то не существует.
– Думаешь, поэтому она типа действует так, будто не помнит меня, с того вечера, или Мелинду Сью?
– Более чем возможно.
– Ты говоришь, она тоже работает в «Част и Кипуч»? То есть я буду работать с ней?
– Не напрямую. До того, как мы улетели, она отвечала на телефоны, на коммутаторе «Част и Кипуч», в холле, внизу. Но за время пути меня, кажется, посетило некое вдохновение.
– Вдохновение?
– Да. Думаю, я пришел к осознанию, что для женщины со способностями Линор коммутатор – это не работа на полную ставку. Она истрепывается, я почти уверен.
– Истрепывается?
– Да. Я пришел к осознанию, что все сходится. Контекст верный. Линор истрепывается. Она любит истории. В пределах ее понимания себя это нечто наподобие литературной восприимчивости. А ты и я, и здесь важнее всего, что я, мы будем, по крайней мере, временно заняты отчетностью по проекту «Камношифеко». Суть в том, что я планирую взять Линор в свой личный штат, с неполной загрузкой, как читателя.
– Читателя?
– Да, текстов, присланных в высококачественный литературный журнал, редактором которого я являюсь, «Частобзор». Она может выпалывать очевиднейше жалкие и неподходящие рукописи и экономить мне ценное выбраковочное время, которое мы с тобой потратим на проект «Корфу».
– Классная идея, Эр-Ка.
– Я и сам так думаю.
– Реальненько.
– Конечно, я должен убедиться, что ее восприимчивость заострена ровно под тем углом, что нужен для «Обзора»…
– То есть мы будем работать с ней, но не совсем с ней.
– Если говорить о тебе, это верно.
– Что, выходит, хорошо, потому что мне вроде как нельзя говорить, над чем я работаю, ей.
– Да, к сожалению.
– И если она спросит, я должен сказать, что я… дай-ка подсмотрю… мне полагается отвечать, что я перевожу эту штуку, «„Норслан“: гербицид третьего мира, который любит людей», на идиоматический современный греческий.
– Правильно.
– Но только мы до сих пор не проговорили, с какой стати я должен все это говорить, если она спросит. Если она простой работник, какая вообще разница? Ей-то что, что мы пытаемся продавать на Корфу ядерное детское питание?
– Это, к сожалению, до конца не ясно и мне, Эндрю, и я, если позволишь, скажу, что для меня вся эта ситуация далеко не бессомнительна.
– …
– Ты, конечно, уже в курсе, что «Камношифеко» контролируется семьей Бидсман, почти исчерпывающим образом, так что я официально сообщаю: по условию контракта, которое выдвинул мистер Камношифр Бидсман, Линор не будет знать о степени вовлеченности в проект компании «Част и Кипуч», пока мистер Бидсман не пожелает иного.
– И ты не находишь это чуток необычным?
– Рассуждая о логике мистера Бидсмана доброжелательно, можно предположить, что он не хочет вовлекать Линор в неприглядности сверх необходимого. Достаточно сказать, что вся корфузианская маркетинговая схема связана с некими семейными перипетиями, которые тревожат Линор неотступно. Каковые перипетии – основная причина, почему мы с ней поехали в Амхёрст, в принципе, чтобы Линор поговорила с братом…
– Тот парень, с которым мы обедали в «Аква Витаэ».
– Да. Камношифр Ля-Ваш Бидсман.
– Он какой-то бляцки стремный, подумал я. Ну, надо признать, я был типа квелый. Мы же долго пили во «Фланце», а потом ты протащил меня по бляцким лесным закоулкам через всю толпу. Дерьмо, которое я пил, ударило мне в голову и расползлось. Но он был стремный – это точно.
– Ему в жизни нелегко пришлось.
– Дьявольское навозное жучище, во.
– Навозное жучище?
– Чувачок с лица – чистый дьявол. А чего он балакал о своей ноге, будто она другой человек? Да он с этой бляцкой ногой перешучивался. Это что было вообще, а?
– У брата Линор только одна нога. Другая нога Ля-Ваша – искусственная.
– Ни хера себе.
– Абсолютно ни хера. Ты этого не увидел?
– Он прихрамывал и сидел стремно, но нет.
– На обед он надел слаксы. Но когда мы его впервые увидели, на холме, он был в шортах. Ты не обратил внимания на ногу?
– Эр-Ка, когда мы добрались до вершины, холм стал черным, как жопа пантеры. Солнце закатилось к херам. Было бляцки темно. И еще я квелый был. Я б и Линор не разглядел, кабы не это ее белое платье. А потом мне надо было срочно бежать вниз, чтоб перегнать машину к тренерской, так что сосунка в шортах я, считай, и не видал. Ну честно, прошу прощения.
