Ланг не глядя принял еще одно пиво.
– Но и крутая тоже.
Обстат потеребил галстук.
– Не знаю, что с ней такое, Встангер. Девица меня всегда будто катком переезжала. Как она одевается, немаловажный фактор сисяндриев. И ноги. Самые такие-растакие ноги всех времен и народов, которые я когда-либо видывал.
– Да уж заметил я эти ноги, – сказал Ланг, кивая.
– Я себе воображал, не знаю как долго, ядреную картинку, как я ее шпилли-вилли в Г.О.С.П.О.Д.-е, – сказал Обстат, глядя вдаль. Перевел глаза на Ланга, чуть покраснел. – Ты там бывал, недавно, вообще? Помираю – хочу поехать. Все еще помню, как мы сажали кактусы.
– Можем поехать в любое время, когда захочешь, – сказал Ланг. – Я завтра куплю машину, уже решил. Мелкий парень Линор платит мне, будто ему деньги руку жгут.
– Парень?
– Чувак по фамилии Кипуч, владеет фирмой, где мы работаем, или ее частью. – Ланг глянул через Обстатово плечо на Шкипера.
– Я помню, Шеф говорил ей что-то насчет какого-то Кипуча, в офисе, – сказал Обстат, прищуривая карие глазки. Поковырял трубочкой в пластмассовой ананасной кружке с твизлером.
– Он любопытное навозное жучище. Двойнее подбородка на человеке я не видал. – Ланг впился в бутылку. – Забавно, как он заполучил Линор-то, если она вся такая крутая, как ты говоришь.
– В этой вселенной нет Бога, Встанг-Шланг, – сказал Обстат, тряся большой головой.
– Мне все так говорят. Хотя у самой девицы имеется этот ее мудоперый попугай, которого взяли на религиозное ТВ, с падре Псикком, это любимчик моего личного папочки. – Ланг поднял забинтованный палец. – Скотинка чуть не откусила мне ноготь, вчера.
– Так ты был в квартире Линор, с попугаем?
Ланг молча глядел на Обстата.
– Ну, мы в курсе про это попугайство, – сказал Обстат, отводя глаза и качая головой. – Мы по этому поводу срем весьма разнообразными кирпичами. Мы думаем, там случилось вот что: эта родственница, которая запустила через нас проект, скормила попугаю шишковидную подставу. То есть, может, они везде ходят и всем ее скармливают. То есть другие фирмы могут наложить на нее лапу. Отчего Шеф и срет кирпичами, уж поверь мне, – а еще дебилы из Крышек понаделали банок в три раза больше, чем нам надо, ну или чем у нас есть крышек вообще, так что Шеф пытается всучить часть банок сети медицинских лабораторий, и он…
– Эта херь делает зверей говорящими? – перебил Ланг.
– Ну, мы понимаем так, что попугай не говорит, он просто повторяет.
– …Помню, Кэнди что-то об этом говорила.
– Кто?
– У них в этом баре ведь есть арахис, а? – сказал Ланг. Оба огляделись. – В каком уважающем себя баре нет арахиса?
– У них есть, я знаю, кокос. Место с настроением.
– Зашибись конем.
– Но вообще мы на деле не знаем, что эта штука делает. Ты бы слышал этих деток. Чирикают как птички.
– Шутишь.
– Каламбур ненамеренный.
Ланг рассеянно уставился на декольте Джинджер.
– То есть она крутая, а с папочкой у нее так себе.
– У меня впечатление, что они вообще не близки.
– Ах-ха.
– Слушай, хочешь глянуть на ее фото? – Обстат стал копаться в заднем кармане чиносов.
– Я в курсе, как она выглядит, – сказал Ланг. Потом изумленно посмотрел на Обстата. – Ты носишь ее фото?
– Мадемуазель сразила меня издалека, уж бог знает как давно, – сказал Обстат, тряся головой и перебирая кредитные карты. – Признаю, положение жалкое.
– А фото у тебя старое?
– Из выпускного альбома.
– Давай-ка сюда.
Обстат передал маленькую, под бумажник, фотокарточку. Линор на фото – шестнадцать лет. Очень длинные волосы. Она широко улыбается, глядя в пустоту, припасенную специально для выпускных альбомов.
Ланг уставился на фото. Смахнул большим пальцем кусочек пивной пены с краешка. Линор улыбалась ему, сквозь него.
– Кажись, и правда она.
Обстат раскачивался вверх-вниз на скамейке.
– Слушай, посиди еще пару минут. Скоро будет очередная хохма. И глянь-ка вон на ту, что на Мэри-Энн, с бородатым мужичком в запотевших очках. Какая-то с прибабахом, но зато уж сисяндрии так сисяндрии.
Ланг все глядел на фотографию. С видом, будто вот-вот что-то скажет.
/д/
– Может, даже склоняюсь к тому, что это большая ошибка, Рик.
– Не глупи. Это абсолютный порыв вдохновения. Я просто-таки извивался, предвкушая, что скажу тебе, прошлой ночью. И вот ты, разумеется, все испортила. Опять.
– Но мне нравится коммутатор. Ты же знаешь. И, судя по всему, даже линии вскоре починят. Всё протестируют.
– Линор, ты сейчас можешь оказать мне услугу. Реально помочь нам обоим, я думаю. Это будет более чем интересно, обещаю. Я увидел, что ты истрепываешься, за консолью, в глубине души.
– Прошу прощения?
– Ты можешь сэкономить мне ценное выбраковочное время.
– Почему переводы для «Норслана» отнимают столько времени? Они же не длинные.
– …
– И что тут такое стало с освещением? Жуть какая-то.
– Гадская тень…
– Нам нужно серьезно поговорить еще и об окнах в холле, мистер. Мне становится уже совсем наплевать на то…
– Подойди на минутку. Видишь, озеро кажется свернувшимся майонезом в теневой половине окна? Точно ведь как свернувшийся майонез?
– Меня сейчас стошнит.
– Но ведь точно?
– Точно.
– Я так и думал.
– Ладно, так в чем она состоит?
– Кто?
– Эта, надеюсь, очень временная редакторская работа.
– Она состоит всего лишь в просмотре порции рукописей, присланных в ежеквартальник, на время, на то время, пока я буду исступленно биться с гербицидным проектом. Ты будешь выбраковывать наиболее явно жалкие или несообразные рукописи и помечать звездочками те, что покажутся тебе заслуживающими особого внимания и рассмотрения с моей стороны.
– Хм-м-м.
– Нам придется удостовериться, что твои вкусы заострены ровно под тем углом, что нужен для «Обзора», разумеется…
– Ты собираешься заострять угол моих вкусов?
– Расслабься. Я просто попрошу тебя быстренько прочесть комплект, воздействию которого уже подвергся, и мы всего лишь посмотрим, что произойдет, в плане угла и вкуса. Ты предварительно просмотришь… вот это.
– Это всё тебе прислали?
– Бо́льшую часть, скажу я. Почем знать, может, парочку передали друзья для изучения и критики. Но я затер все имена.
