На мужа, ломающего их жизнь.
На разрушителя их счастья.
Возможно, ограничиваясь в ответ словами: я люблю тебя.
Я люблю тебя, почему бы тебе просто не остаться здесь, с нами?
Почему ты никак не можешь усидеть десять дней подряд на одном месте?
16
Однажды утром его водителем стал я. Он замешкался, неизвестно что делал дома, ленился, не так торопился в дорогу, как обычно. Он позвонил ко мне в дверь после полудня, с тощей сумкой на плече. Надвигалась зима. Темнело рано. Спросил, не могу ли я его подбросить. Подкинуть до трассы. Я сказал, что сделаю лучше – довезу его до Лансона.
Он стал отказываться.
Это же час езды.
Минут сорок, сказал я, пожав плечами.
Он улыбнулся.
Если у тебя есть время, я не против.
Мы дошли до моей машины. Он сел рядом со мной. Мы выехали из города. Свернули на четырехполосное шоссе. Замелькал пейзаж за окном. Голые поля. Природа, погруженная в зиму. Я прибавил скорость, обогнал грузовик, потом второй. Подумал то же, что наверняка и он: что я впервые оказался водителем, который взял его автостопом.
В двадцать лет мы часто вместе останавливались в Лансоне, нас высаживали в этой гигантской зоне отдыха, откуда мы минуты через две самое большее уезжали дальше в Париж, где учились. Как будто нет ничего проще. Как будто, выехав из Лансона, проглотить восемьсот километров за день легче легкого, детские игрушки.
Лансон – лучший трамплин, о каком только можно мечтать. Место встречи автомобилистов всех мастей. Настоящая пусковая установка, настолько мощная, что уехать оттуда в любую точку – не велика заслуга.
Куда двинешь? – спросил я.
Думаю, в сторону Нормандии.
Куда-то конкретно?
Мне рассказывали про бокажи Орна. Говорят, там красиво. Потом ненадолго к морю. Я никогда не был в Трувиле.
Трувиль, повторил я. Маргерит Дюрас. Пруст. Отель “Рош Нуар”.
Обещаю посетить. Схожу, чтобы доставить тебе удовольствие. Осторожно, радар.
Я взглянул на спидометр – сто тридцать. Сбросил до ста десяти, миновал маленькую темно-серую колонну с черно-желтыми полосками.
Надолго едешь?
Посмотрим.
Я заметил, что он повернулся к окну. Уставился на равнину за отбойником.
Мари надоело, что я все время уезжаю. Она говорит, что со мной что-то не так. Что это не нормально – постоянно вот так рваться свалить из дому. Я спросил, скучает ли она по мне, она ответила нет. Взглянула мне прямо в лицо и сказала правду – что скучает все меньше и меньше. Что ей грустно, но не из-за того, про что я думаю. Не из-за того, что я далеко. Не из-за того, что меня рядом нет. Грустно оттого, что она к этому привыкла. Грустно сознавать, что мои отлучки ей уже почти безразличны.
Он перевел дух, прежде чем продолжить. Я чувствовал, как нелегко ему это дается.
Ты уже немножко знаешь Мари. Ты видишь, она человек прямой. Она взглянула на меня, догадалась, что я не вполне ее понимаю, и сказала битым словом: когда ты уезжаешь, мне даже больше не грустно. Мне спокойно. Я свободно распоряжаюсь своим временем. Как только уложу Агустина, сразу снова сажусь за работу. В моем распоряжении целый вечер. Работа движется. Она никогда так не движется, когда ты здесь. По нескольку страниц за вечер. Я ныряю в книгу, которую перевожу, живу в ней, чувствую, что пропитываюсь ею. И я счастлива. Когда ты возвращаешься, всему этому конец. Я подгоняю себя: скорее, он вот-вот вернется. Раньше я ждала этого момента. Старалась добить последнюю страницу, чтобы быть с тобой. Сейчас я все время тороплюсь. Но по-другому – как раньше торопилась к приходу чужого человека, который собьет меня с мысли, нарушит мою сосредоточенность, оторвет меня от себя самой.
Он говорил это с усилием, почти не останавливаясь. Мы проехали Вентабрен – жалкую заправку, не больше трех машин за десять минут, только туалет и крохотная зона отдыха. Я не отвечал ему и старательно рулил, дожидаясь, пока он снова заговорит.
Она рассказывала мне, как проводит дни. Про спокойную жизнь без меня. Сказала, что вы часто видитесь. Что ты ей очень нравишься. Что вы проводите вместе все больше и больше времени.
Он усмехнулся слегка принужденно.
Клянусь, она мне так сказала. Что прекрасно без меня обходится, чтоб я ни минуты не думал, что она без меня не может.
Она просто хотела тебя поддеть.
Он покачал головой.
Она была грустная. Говорила грустным тоном. Она говорила: я не страдаю, когда ты уезжаешь. Она страдала оттого, что приходится это говорить. Меня не колышет, что ты уезжаешь, говорила она печально. Меня больше совсем не напрягает, что ты уезжаешь. Она чуть не рыдала, говоря это. А я? Что сегодня делаю я? Ровно назавтра после того, как вечером она мне это сказала? Я, как полный мудак, уезжаю. Вместо того чтобы побороться, я дезертирую. В очередной раз уезжаю. Ты в состоянии поверить, что я такой мудак? Я, мать твою, уезжаю. Опять уезжаю. Когда как дважды два ясно, что уезжать нельзя.
Впереди уже замаячила зона отдыха Лансон, примерно в километре, заметная по ярким вывескам заправок с обеих сторон и по нависающему над трассой мосту с ресторанами и магазинами.
Подъезжаем, сказал он, посмеиваясь над собой. Знаешь, обычно ведь это я слушаю других. Я же говорил тебе, что в этих чертовых тачках всегда что-нибудь да происходит.
Я подрулил к заправке. Медленно заехал под навес между стоящими автомобилями. Я задумался, могу ли я сейчас поступить как обычный водитель. Как я поступил бы, если бы автостопщик не был моим другом и к тому же не пустился в откровенности впервые за много лет. То есть высадить его здесь и укатить, пожелав ему удачи, как делают все автомобилисты мира.
Угощу тебя кофе.
Это он предложил. Даже не просто предложил. Констатировал факт, практически не оставляя мне выбора.
Угощу тебя кофе, пошли.
Я улыбнулся естественности его тона, как будто он приглашал меня на самую крутую террасу в центре города, делал мне сюрприз, намереваясь угостить в шикарном модном заведении.
Я припарковался. Мы вылезли из машины, испытав привычное при остановках в зоне отдыха удовольствие распрямиться, размять руки и ноги. Почувствовали под ногами асфальт, самый обыкновенный, на удивление твердый под подошвами после автомобильной тряски.
Мы огляделись. Все это мы знали как свои пять пальцев: белые линии разметки, бетонный бортик тротуара с вкраплениями бежевого гранита, двойные мусорные баки – желтый для отходов, подлежащих переработке, белый для всего остального. Скользящие стеклянные двери кафетерия напротив заправки. Курильщики у входа. Таблички со стрелками: парковка для грузовиков, парковка для легковых автомобилей, зона пикников.
