Воспоминания Нурминена были написаны в 1976 г. в жанре социалистических мемуаров, и автор едва ли мог предложить для интерпретации своего опыта работы в 1930-х гг. иные термины, кроме самоотверженности, энтузиазма и превосходства над капиталистическими формами труда. В то же время личный опыт Нурминена, лежащий в основе этого нарратива, – вовсе не вымысел. Действительно, Лыжная фабрика славилась своими ударниками, передовиками и стахановцами, среди которых немало было и североамериканских финнов
[395]. Самоотверженность и работоспособность американских и канадских рабочих в первой половине 1930-х гг. часто упоминалась и в прессе того времени, и в более поздних воспоминаниях. Наконец, взгляды иммигрантов на социалистический труд отражали стихи и песни, которые они сочинили в Советской Карелии. В этих произведениях рабочий энтузиазм оказывался гораздо лучшим вложением в будущее, чем доллары или недвижимость:
Взялись за дело, взметнулся топор —
Треска такого лес не знал до сих пор.
Из шахт и из кузниц наперебой
Наковальни и молота доносится спор.
Сталь клокочет в плавильной печи,
Рабочая республика расправляет плечи!
Много преград неизвестных
Путь сей тернистый таит – что ж!
Люд трудовой их все победит!
День тот настанет! Рабочий народ
Счастье своими руками скует!
[396]В местной прессе североамериканские рабочие стали олицетворением энтузиазма и солидарности рабочего класса. Неудивительно, что именно квалифицированные американские рабочие сооружали в столице Карелии памятник вождю мирового пролетариата. Памятники Ленину после его смерти возводились по всей стране, между регионами шло даже негласное соревнование «у кого Ленин выше». Карелия оказалась впереди многих: выполненный по проекту известного ленинградского скульптора Матвея Манизера, монумент оказался весьма внушительным по размерам и не слишком вписывался в архитектурный ансамбль XVIII в. Круглой площади, которая с тех пор стала называться площадью Ленина. Высота фигуры – 6,5 м, общая высота с гранитной трибуной, с которой революционный вождь будто бы произносит пламенную речь, – 11 м. Вся композиция сложена из 14 глыб серого гранита совокупным весом свыше 140 т
[397].
Весной 1933 г. в республике был проведен добровольный сбор средств на строительство памятника. На острове Гольцы в Онежском озере заключенные нарождавшегося ГУЛАГа заготовили гранитные плиты и блоки, которые на баржах были перевезены в Петрозаводский порт. От порта до площади многотонные глыбы на деревянных санях тащили к месту тракторами.
Памятник Ленину в Петрозаводске на площади 25 Октября (сейчас площадь Ленина), 25 февраля 1937 г. Автор съемки не установлен, из фондов Национального архива Республики Карелия
Провоз наиболее тяжелых блоков занимал несколько суток, поскольку самый прямой и удобный путь следования был исключен: проспект Карла Маркса, напрямую соединявший порт с площадью, был тогда единственной заасфальтированной улицей в Петрозаводске и перевозка по ней тяжелых блоков разрушила бы асфальтовое покрытие. Поэтому гранитные глыбы перевозили по маршруту, в три раза превышавшему оптимальный. Возглавить эту ответственную и тяжелую работу поручили Эйно Туоми, трактористу Матросского лесопункта, родившемуся в Мичигане и переехавшему в Карелию из Канады в 1932 г.
[398]Обрабатывали гранитные блоки опытные каменотесы, многие из которых были североамериканскими финнами: Ёхан Хаутамяки, Август Раутио, Виктор Римпиля и др.
[399] Памятник высекали
по деревянному эскизу, процесс контролировал сам Манизер. Работа оказалась тонкой, требовавшей особого мастерства: каменотесы смогли высечь даже такие мелочи, как шнурки на ботинках вождя. 7 ноября 1933 г., в годовщину революции, монумент был торжественно открыт. Во многих отношениях памятник Ленину в Петрозаводске воплотил мечты 1930-х гг. о грандиозном будущем, которое можно достичь через труд и энтузиазм, – мечты, которые разделяли большинство канадских и американских иммигрантов.
Североамериканские сельскохозяйственные коммуны
В сельском хозяйстве трудилось чуть более 3 % североамериканских переселенцев, однако именно они стали в республике одними из первых организаторов сельскохозяйственных коммун и коллективных хозяйств.
В российской истории концепт «коммуна» стал синонимом социальных экспериментов первой половины ХХ в., приобретя в итоге односложную социально-бытовую трактовку («коммунальная квартира»)
[400]. Но сразу после революции трудовые коммуны – и как национально-административные образования (Карельская трудовая коммуна, трудовая коммуна немцев Поволжья), и как формы организации труда и быта небольших коллективов людей – многим в мире представлялись символом народовластия, когда все наравне со всеми участвуют и в производительном труде, и в управлении производством, и в организации жизни. Желающих поучаствовать в новом социальном эксперименте оказалось немало, и советское правительство в начале 1920-х гг., как уже отмечалось выше, всячески поощряло промышленную и сельскохозяйственную иммиграцию иностранных рабочих и фермеров, которые должны были дефицитными орудиями и передовыми знаниями помочь строить социалистическое хозяйство.
В июне 1921 г. Совет труда и обороны издал постановление об американской промышленной эмиграции, первый пункт которого гласил: «Признать желательным развитие отдельных промышленных предприятий или групп предприятий путем сдачи их группам американских рабочих и индустриально развитым крестьянам на договорных условиях, обеспечивающих им определенную степень хозяйственной автономии»
[401]. Следствием этого постановления стали, в частности, договоры с американскими представителями международной рабочей организации «Индустриальные рабочие мира» об эксплуатации ряда предприятий Сибири (Кузбасс, Томск) и на Урале (Надеждинский завод). Так, в январе 1922 г. в Кемерово появилась Автономная индустриальная колония «Кузбасс», просуществовавшая до 1926 г.
[402] В октябре 1922 г. в Сальском районе Ростовской области (Северный Кавказ) американские финны основали интернациональную сельскохозяйственную коммуну «Сеятель» (название было выбрано как отсылка к городу Сиэттл, откуда приехали ее основатели), на полях которой трудились рабочие одиннадцати национальностей. Кроме этой коммуны, на Дон прибыли из США еще три группы, создавшие коммуны – «Койт», «Калифорния» и «Сан-Франциско»
[403].
