Впрочем, языковая политика в Советской Карелии в рассматриваемый период зависела не только от общенациональных тенденций, но от региональных особенностей: в первую очередь это касается исторической траектории карельского языка и целей культурного строительства, которые преследовало правительство красных финнов.
До Октябрьской революции карельский язык существовал как совокупность устных диалектов, в то время как русский занял позицию языка образования и «высокой» культуры среди тех карелов, кто мигрировал из сельской местности в городские центры Олонецкой и Архангельской губерний. В начале ХХ в. было несколько попыток создания и популяризации карельского алфавита и литературы, но они были ограничены религиозной литературой. Карелы, жившие вдоль границы с Великим княжеством Финляндским, часто уходили туда на заработки или для торговли, что способствовало распространению финской грамотности в приграничных регионах, особенно в северной Карелии. Однако для большей части карельского населения не было нужды учить второй язык, будь то русский или финский, и двуязычие среди карелов оставалось весьма ограниченным явлением: лишь небольшая часть мужчин, занятых на отходных работах или в торговле, говорили на языке своих соседей
[444].
Когда в 1920 г. руководство РКП(б) и РСФСР обсуждало с красными финнами вопрос о создании карельской автономной коммуны, среди прочих стоял вопрос и о том, какие языки получат официальный статус в автономии. Финское языкознание XIX – начала ХХ в., возникшее в контексте финляндского национального движения, рассматривало карельские диалекты в качестве диалектов финского языка, и красные финны приводили этот аргумент, чтобы настоять на использовании финского литературного языка в качестве письменного языка для карельских диалектов. Они также утверждали, что это позволит избежать трудного и долгого процесса создания собственно карельского литературного языка
[445]. Для доказательства общности карельского и финского языков был создан новый термин «карело-финский язык». Он, в частности, использовался в тексте декрета 1923 г. о преобразовании Карельской трудовой коммуны в Карельскую автономную советскую социалистическую республику
[446]. Гюллинг утверждал, что равноправное положение русского и карело-финского языков в Советской Карелии будет способствовать улучшению политической обстановки, а также ускоренному освоению грамотности и новой советской культуры местным населением
[447]. Два первых Всекарельских съезда советов (февраль и октябрь 1921 г.) приняли законодательные акты, установившие использование обоих языков в официальной сфере
[448]. В марте 1922 г. ЦК РКП(б) закрепил этот статус указом, разрешившим школьное обучение на обоих языках
[449].
Для того чтобы избежать негативной реакции среди карельского населения, руководство Карелии подчеркивало, что использование финского языка в качестве официального не преследует цель вытеснения или ущемления карельских диалектов, для которых в будущем предполагалось разработать собственный литературный язык. Однако на данном этапе использование карельского языка ограничивалось сферой повседневного устного общения, в то время как финский взял на себя функции нормативного письменного языка – схема, закрепленная в резолюции ЦИК КАССР 1924 г.
[450] Тем самым концепция карело-финского языка становилась де-факто оправданием феннизации карелов, по крайней мере в области письменной культуры. Финское руководство Советской Карелии утверждало, что литературный финский язык служит естественным продолжением диалектов карельского языка, а его использование поможет сблизить карельские диалекты и со временем устранить препятствия, которые на данный момент ограничивали его применение за пределами устной речи
[451].
В течение первой половины 1920-х гг. использование финского языка в делопроизводстве и образовании ограничивалось преимущественно северными уездами Карелии, где местное население говорило на диалекте, наиболее близком литературному финскому языку. В южной (Олонецкой) Карелии доминирующим письменным языком оставался русский. С середины 1920-х гг. финский язык получил большее распространение благодаря политике коре-низации, проводившейся во всех национальных регионах СССР. Эта политика, сформулированная на XII съезде РКП(б) в 1923 г., по замыслу советского руководства должна была помочь народам СССР преодолеть сложившееся де-факто неравноправное положение их языков по отношению к русскому, продолжавшему доминировать в официальной и культурной сфере во многих национальных регионах. Одним из основных принципов политики коренизации было пропорциональное представительство местных национальностей в партийных и советских органах. Другим стало более активное использование языков титульных национальностей в управлении и образовании. Основной посыл этой политики был озвучен Сталиным, в то время наркомом по делам национальностей: «Для того чтобы Советская власть стала и для инонационального крестьянства родной, – необходимо, чтобы она была понятна для него, чтобы она функционировала на родном языке, чтобы школы и органы власти строились из людей местных, знающих язык, нравы, обычаи, быт нерусских национальностей»
[452]. Посредством этих уступок в сфере языка, культуры и управленческих кадров советское руководство надеялось окончательно устранить проблему местного сепаратизма и создать новые и лояльные национальные элиты.
