После обеда Расмус исчез в лесу на пару минут, и когда он вернулся, у него в руках была охапка кедровых иголок и какая-то белая липкая субстанция, которую он положил в ситечко чайника.
— Кедровый сок, — объяснил он. — Он поможет твоему телу и разуму восстановиться. И хотя ты можешь начать испытывать лёгкую сонливость, твой сон будет глубоким и восстанавливающим.
— То есть теперь ты решил накачать меня наркотиками, — сказала я.
— Накачать нас обоих, — сказал он. — В отличие от тебя я не спал прошлой ночью. Я присматривал за тобой.
Я была готова признать, что была тронута.
— А если ночью мы подвергнемся опасности?
— Тогда мы начнём действовать, только чувствовать себя будем лучше, чем прежде, — сказал он.
Пока заваривался чай, он взял палку и начал тыкать ею в костёр, а мой мозг наконец-то смог замедлиться и начать обдумывать всё произошедшее. Случилось уже столько всего, и я чувствовала себя так, словно всё это время у меня не было возможности отдышаться.
— Велламо показалась мне довольно великодушной, — сказала я ему, вытянув руки перед костром. — Учитывая, что ты уже однажды её кинул.
Он приподнял одно плечо и ткнул палкой в огонь.
— У богов сложные отношения с шаманами. С одной стороны, мы постоянно достаём их тем, что ищем способы обретения могущества. С другой стороны… мы в них верим.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду то, что когда первые люди только появились на земле, боги давали о себе знать. Не нужно сильно стараться, чтобы поверить в Богиню моря, если ты видел, как она поднимается из глубин. Люди верили и почитали их, и это делали не только священники или шаманы. Но со временем всё больше и больше людей рождалось по всему земному шару, а количество богов в основном не изменялось. Люди стали превосходить их по численности. И теперь какие-то люди встречали богов, а какие-то нет. И те, которые их ни разу не видели, с трудом в них верили. Через некоторое время они совсем потеряли веру, а боги потеряли свою власть в Верхнем мире, в нашем мире. Они остались в Преисподней. Шаманы, куда также относятся ведьмы и колдуны, никогда не теряли веру в них и остались единственным связующим звеном между двумя мирами, — он замолчал. — Но это не относится к Мору.
— Нет?
Он одарил меня натянутой улыбкой.
— Никто никогда не терял веры в Смерть.
Я крепко обхватила руками свои колени.
— Ты когда-нибудь встречал его?
Он покачал головой.
— Нет. Конечно, я слышал о нём разные истории. Что он вынужден носить перчатки, потому что если он коснётся тебя, ты умрёшь. И что у него череп вместо лица, и что он носит плащ и ест на завтрак детей.
— Дай угадаю, и ездит на скелете лошади?
— Скелете единорога, — поправил он меня с улыбкой, и мои глаза округлились. — Это уродливая, злобная и кровожадная тварь. И ещё рога единорогов опасны.
— Единорог? Серьёзно? А что насчёт драконов?
Он рассмеялся.
— Нет никаких драконов. Но здесь бродит несколько видов динозавров.
— Динозавров! — воскликнула я. — Ты шутишь.
— Значит, ты готова поверить в драконов и единорогов, но поверить в динозавров, существ, которые на самом деле обитали на нашей планете, это уже что-то за гранью?
А он был прав.
— Ну, хорошо, динозавры реальны, тогда что здесь делают русалки и единороги?
— Эта Преисподняя для всех миров. Не только для нашего. Существуют и другие миры, где живут такие существа, которых ты даже не можешь себе представить. Это место — отличный шанс увидеть их. Эйро как-то рассказывал мне, что видел здесь пришельца.
Я нахмурилась.
— Ты общался с Эйро?
— Ну, да. Мы все живём и работаем в гостиничном комплексе.
— Я не понимаю. Если Эйро был бизнес-партнером моего отца, тогда почему он хотел помешать мне спасти его и, позволь также заметить, пытался меня убить?
— Зависть, — сказал Расмус. — Он не хотел, чтобы твой отец стал могущественнее его.
— И насколько Эйро могущественный?
На его глаза упала тень.
— Достаточно могущественный для того, чтобы перерождаться всё это время. Это самое близкое, когда шаман подбирался к секрету вечной жизни, но это всё ещё недостаточно близко. По крайней мере, для него. Ходят слухи, что он тот самый легендарный шаман, Вяйнямёйнен, герой финского национального эпоса, "Калевала".
Вот дерьмо. Это было довольно круто.
— Знаешь, а ведь я хотел стать учеником Эйро, — тихо признался Расмус, приглушённым от стыда голосом. Он взял чайник и разлил горячую ароматную жидкость по чашкам.
— Но я рад, что он мне отказал. Твой отец хороший человек, Ханна. Один из лучших. Если бы меня обучал Эйро…
Я пытливо посмотрела на него в свете костра и впервые почувствовала, что теперь я на самом деле разглядела Расмуса. Мальчика с одной стороны, и мужчину с другой. Он хотел быть хорошим, но он также хотел иметь возможность быть плохим. Он радовался чему-то простому вроде огненного папоротника, но при этом желал получить всю власть во вселенной.
Он посмотрел на меня и передал мне мой чай.
— О чём ты думаешь? — осторожно спросил он.
— Ты хочешь сказать, что не знаешь? — спросила я, сделав глоток.
Запах чая бодрил. Он пах кедровым лесом в морозный снежный день, и на вкус был так же хорош.
Расмус нахмурился, сведя брови вместе.
— Нет. Я больше не могу читать твои мысли.
"Хорошо", — подумала я, хотя и попыталась скрыть свою улыбку за чашкой.
СДЕЛКА
Меня разбудил шуршащий звук. Я резко открыла глаза и разглядела ветви берез у себя над головой, а за ними — низкие облака. Наступил день. Очередное серое утро. И я знала, что была не одна.
Я резко вдохнула и села.
Я увидела женщину с длинными волосами цвета меди, которая сидела на корточках ко мне спиной и копалась в рюкзаке Расмуса.
Женщина испуганно вскочила и развернулась с невероятной грацией.
— Извини, — выпалила она с придыханием. — Я думала, ты спишь.
Какое-то время я таращилась на неё, раскрыв рот. Ярко-зелёные глаза, бледная кожа и платье, сотканное из листьев, цветов и веток делали её похожей на фею, как и маленькие гладкие рожки, растущие у неё на голове.
— Ты кто? — спросила я, моё сердце колотилось точно отбойный молоток. — Где Расмус?
Она покачала головой, уставившись на меня своими невозможно большими глазами. Я опустила взгляд на её руки и увидела, что она сжимает в них энергетический батончик. Вид чего-то настолько искусственного и повседневного в руках этого простого, но изящного существа взволновал меня.
