Но все же не оставляли и сомнения.
Равно как и образы мальчика, которого он воспитал.
Капитан Мартин отстранил его от этого дела, о чем вскоре стало известно всем до последнего патрульного. Лишь у одного Барклоу хватило пороху нарушить заговор молчания, хотя того, чем он поделился, было явно недостаточно. Френч так и не увидел ни скальпель, ни фотографии. Ничего не знал ни про свидетелей, ни про результаты криминалистической экспертизы и вскрытия. Ему было настоятельно предложено проявить терпение, и Френч, и без того уже практически сломленный, согласился.
Но это было прошлым вечером.
Как и большинство сотрудников правоохранительных органов, медэксперт был ранней пташкой и все еще находился дома, когда Френч остановил машину и вырубил мотор. Помедлил, поскольку есть определенные границы, когда речь заходит об убийстве, – а как же иначе? Когда, наконец отбросив смущение, он выбрался из машины на утренний свет, мимо трусцой пробежал какой-то молодой человек, а за ним проехал мальчишка на велосипеде, разбрасывая под двери газеты. Френч дождался, пока газета не шлепнется во двор медэксперта, и тут же подхватил ее – «Нью-Йорк таймс», что было только кстати.
Никаких местных новостей.
Никаких упоминаний про его сына.
На крыльце он занес было руку, чтобы постучать, но дверь открылась сама собой.
– Детектив Френч… Что вы тут делаете?
– Вот, принес вам газету. – Френч попытался подать это в легком шутливом тоне, но Малколм Фрай отказался ответить такой же улыбкой. – Простите, Мэл. Я знаю, что время раннее.
– Я не могу обсуждать с вами это дело.
Подобная скрытность была вполне объяснима. Пойти против распоряжений капитана грозило любому медэксперту серьезными неприятностями, особенно в столь политически окрашенном деле, как дело Джейсона. А Малколм Фрай вовсе не был любым медэкспертом. Он был единственным чернокожим судебным медиком в городе – немалое достижение в о́круге, который лишь недавно интегрировал свои школы
[33]. Это делало Малколма важной частью движения за гражданские права. Он оказался на виду. Ему было много что терять.
– Он мой сын, Малколм. Я просто не знаю, куда еще сунуться.
Момент неловко затянулся. Никто из мужчин не мог назвать другого другом, но взаимное уважение всегда присутствовало: долгие годы совместной работы, десятки уголовных дел… Медэксперт нахмурился, но потом немного смягчился.
– Вы все еще пьете кофе, насколько я понимаю?
– Только по утрам.
– Кофе, тогда. Заходите.
Он провел Френча в чистенькую кухню.
– Но сначала две вещи. – Налил обоим кофе. – Если кто спросит, то вы никогда здесь не были. Второе: отчет о вскрытии – в отделе. Даже если б он и был здесь, я не стал бы вам его показывать. Это граница, которую я не могу переступить.
– Эй, да мы просто беседуем по душам.
– Тогда ладно.
У Френча была тысяча вопросов, но один всплыл в голове раньше остальных.
– Вы ведь видели скальпель, обнаруженный в комнате Джейсона… Он соответствует ранам Тиры?
– В случае с наиболее точными порезами – да.
– А будет ли им соответствовать большинство скальпелей?
– Не забывайте, что при убийстве Тиры Норрис было использовано два лезвия, одно из которых очень тонкое и невероятно острое. Чтобы обеспечить такую заточку, требуется сталь весьма высокого качества. Любой скальпель специально предназначен для таких целей. Отличить один от другого… – Он слегка скривился, что наверняка означало «практически невозможно».
– А кровь на данном конкретном скальпеле?
– Соответствует крови Тиры.
– Означают ли два лезвия, что и действовали двое?
– Это просто означает, что использовалось и второе лезвие, нечто вроде кухонного ножа, ничего особенного – достаточно острое, но не хирургическое. Помимо этого, мы вторгаемся в область предположений.
– На месте преступления вы сказали, что некоторые порезы указывают на более высокий уровень медицинской подготовки или знаний. Вы предположили, что их мог нанести санитар или фельдшер. А может, медик-недоучка.
– Да, но, опять-таки, это в чистом виде предположение.
– Недостаточное, чтобы исключить моего сына?
– Мне очень жаль, но нет. Все, что привело меня к этому первому впечатлению, можно изучить по учебнику, или на поле боя, или работая с украденными трупами. Я не стану упоминать в своих показаниях на суде какой-либо конкретный уровень умений или подготовки. У того, кто сделал это, просто имелись терпение, твердая рука и основные знания человеческой анатомии.
Френч уставился за окно. День снаружи стал ярче – голубое небо постепенно разворачивалось во всю ширь, тени чуть ли не на глазах откатывались назад.
– Опишите, как все это происходило. От начала до конца.
Медэксперт изложил проделанное с Тирой с клинической прямотой. Во всех подробностях.
– Под конец она умерла от значительной кровопотери и обширного диффузного отека мозга. Такой способ убийства потребовал времени.
– Сколько именно времени?
– Несколько часов. Она страдала.
Френч подошел к окну, выглянул.
– У вас ведь за плечами еще и психология, если я не ошибаюсь?
– Перед тем как получить медицинское образование, я был клиническим психологом.
– С криминалистическим уклоном, насколько я помню…
– Да, приходилось работать с различными департаментами полиции. В Майами-Дейд. В Лос-Анджелесе.
Френч пощипал переносицу. Сейчас ему на время хотелось забыть, что он коп, но это было трудно – вдруг потерять свою защитную раковину.
– Как такое вообще происходит, Малколм? Что делает кого-то способным…
– Пытать людей таким вот образом?
– Я про психопатию.
– Ладно вам, детектив, вы знаете ответ не хуже меня. – Медэксперт развел бледными розовыми ладонями. – Есть некоторые убийцы, которых мы так никогда и не поймем – даже после суда, приговора и многих лет изучения. Вы не услышите такое определение в клинических кругах, но подобные люди просто родились не такими, как все. Мы оба знаем их имена, читали их уголовные дела. Возможно, в один прекрасный день мы все-таки разберемся в предпосылках врожденной психопатии, но прямо сейчас никто вам на этот вопрос не ответит.
– А как насчет тех, кто родился… совершенно нормальным?
