Они повернулись лицом к коридору с камерами смертников, и Джейсон словно вновь окунулся в один из тех ночных кошмаров, которые преследовали его с тех самых пор, как он оказался на воле: маленькие, душные камеры, бледные лица, прижавшиеся к металлическим прутьям, бесконечно длинный проход между ними, а потом вниз по лестнице к Иксу.
– Ну, чего ждем, заключенный?
Весь подобравшись, Джейсон сделал первый шаг. Если Икс хочет его смерти, то еще посмотрим, кто кого. Если же дело в чем-то другом…
Он не отрывал взгляд от пола, пока зарешеченные двери камер скользили мимо, и один из зэков прошипел ему вслед: «Эй, пижон… Эй, пижончик…» В конце коридора перед уходящей вниз лестницей стоял другой охранник – из тех, что были назначены в бессменный наряд к Иксу, причем уже много лет назад. Джейсон не сумел припомнить, как его зовут, но лицо было знакомым. Тот махнул краснолицему и тронул Джейсона за локоть.
– Очень жаль опять тебя здесь видеть. Ты в порядке? Все хорошо?
– Более-менее.
– Все пройдет точно так же, как и во все прошлые разы. – Охранник повернул ключ. – Сегодня он в хорошем настроении. Все будет нормально.
Шагнув за дверь, Джейсон с обычной тревогой оглядел лестницу. Икс мог говорить об истории и философии, о литературе и искусстве, величайших достижениях человечества. За один-единственный час мог заставить тебя взглянуть на мир свежими глазами, а потом столь же быстро и в мельчайших подробностях припомнить какое-нибудь давнее свое убийство, такое изысканное, что у тебя выворачивало желудок. Икс был гением, что не мешало ему быть самым настоящим безумцем.
Ну а потом начиналось все остальное…
Джейсон согнул свои не раз переломанные руки и разок крутнулся в поясе, чтобы снять напряжение с плохо заживших ребер. Когда они спустились до самого низа лестницы, поднял взгляд на охранника, который кивнул и запер за собой стальную дверь, оставив Джейсона наедине с полутьмой подвала, упрятанного под камерами смертников. Нижняя площадка лестницы заканчивалась каменной аркой, за которой его поджидали протянувшиеся вдоль коридора камеры Икса и сам Икс.
– Привет, Джейсон.
Голос был тот же самый. Как и все остальное. Джейсон уже гадал в этот момент, какими будут его физическая реакция, его первые слова. Ему хотелось блевануть. Хотелось ощутить в руке умиротворяющую тяжесть «сорок пятого».
– Ты сказал мне, что отныне я свободен от этого места и от тебя. Ты сказал, что я выхожу подчистую.
– В тот момент я сказал это совершенно серьезно. – Икс стоял в самом центре коридора – поджарый мужчина среднего роста, одетый небрежно, чуть ли не по-домашнему. – Однако все течет, все изменяется…
Джейсон прошел под арку в коридор.
– Что именно?
Икс пожал плечами, но казался счастливым.
– Давай скажем, что назначение точного времени казни имеет свойство обострять человеческий ум до такой степени, что некоторые вещи тоже становятся болезненно острыми.
– Например?
– Старые сожаления. Последние желания.
– Ты организовал убийство Тиры, чтобы вернуть меня сюда. – Это был не вопрос. Для Джейсона это никогда не было вопросом.
– Очень жаль, что так получилось с этой молодой женщиной – я не знал, что тебя арестуют по обвинениям в контрабанде оружия и нападении, так что вполне мог просто подождать.
– И не просто с женщиной, а ни в чем не повинной женщиной!
– Так уж и ни в чем не повинной? – Икс сделал несколько шагов вперед, сверкая глазами. – Она издевалась над этими людьми в автобусе – всеми забытыми людьми, практически лишенными чувства собственного достоинства и причин жить. Она дразнила и мучила этих людей, и ради чего же? Ради минутного развлечения? Ради удовлетворения своей собственной сладострастной гордыни?
– Пожалуйста, избавь меня от этого фальшивого негодования! Плевать ты хотел на этих людей в автобусе! И любые грехи Тиры просто бледнеют перед твоими собственными.
Икс приподнял плечи, держа руки за спиной.
– Я просто воссоздаю ту интерпретацию фактов, которую ты выстроил в своем остальном тонком уме. Да, люди в автобусе несущественны, но какими бы положительными качествами ни обладала твоя юная подруга, по сути своей она была личностью эгоистичной и недостойной.
– Недостойной своей жизни?
– Тебя, Джейсон. Господи, разве ты так ничему и не выучился за все то время, что мы были вместе?
Джейсон сделал глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки. Так всегда было с Иксом.
– Поэтому я и здесь?
– Разве не могут старые друзья просто изредка проведать друг друга?
– Мы определенно не друзья.
– Ну, родственные души тогда.
Джейсон покачал головой. Все это было так знакомо…
– Я никогда не понимал этот твой бред.
– Бред?! – Икс впервые повысил голос. – Сколько народу ты убил, друг мой? И о скольких из этих смертей ты действительно сожалеешь?
– Это была война. Там все совсем по-другому.
– Но по-другому ли это вот здесь? – Икс указал на сердце Джейсона. – Разве не играет там каждый раз одна и та же песенка? Сам ты жив, но мертв другой…
– Я не буду этим с тобой заниматься. Больше не буду. – Джейсон попятился, зная, что Икс способен убить его, если пожелает. Было бы хоть какое-нибудь лезвие поблизости, осколок стекла, отрезок проволоки…
Икс лениво потянулся следом.
– Мне действительно стоило немало боли, чтобы вытащить тебя сюда.
– Боли Тиры. Моей боли.
– Ты расстроен. Я понимаю. Завтра можем попробовать еще разок.
– Завтра не будет никакой разницы.
– Однако с некоторых пор время работает отнюдь не в мою пользу.
– Электрический стул. Ну да, я слышал. – Джейсон продолжал двигаться назад: вторая ступенька, третья…
– Если б ты знал мое сердце, то чувствовал бы себя совсем по-другому.
Джейсон поднялся еще выше, а Икс смотрел, как он уходит, с улыбкой на лице.
– Сердце, мой юный друг, и все те песни, что звучат в нем.
21
Где-то через час мы поднялись от ручья на дорогу; я уже опять сидел в машине, и Бекки вновь склонялась надо мной. Солнце уже нависало над деревьями. Вечерний свет мягко освещал ее лицо.
– Это было здорово, – сказал я.
– Приезжай в любое время, Гибсон Френч.
Совершенно машинально мой взгляд скользнул на дом позади нее. Крыльцо завалилось набок. Оконные сетки проржавели и зияли рваными дырами.
– Эй, красавчик! Не отвлекайся! – Бекки прикоснулась к моей щеке и повернула мою голову обратно к себе. – Это просто дом. Это не то, что я собой представляю.
