– Просто? Да ну? – Ченс нахмурился, вдруг растеряв весь свой задор и явно испуганный. – Мир-то большой, чувак…
– Большой, – согласился я.
«Зато городок у нас маленький…»
* * *
Когда у нас закончились темы для обсуждения, Ченс проводил меня к машине и попытался подвести итог мыслям, которые мы совместно наскребли – относительно того, с чего мы могли теоретически начать.
– Байкеры. «Каретный сарай». Сара.
– Соседи Джейсона. – Я открыл водительскую дверцу. – Работа, если она у нее была. Старые хахали. Любые другие места, в которые Джейсон мог ее водить.
– Этого недостаточно, – сказал Ченс.
– Это чисто для начала.
Мы уже успели немного поспорить на этот счет. Соваться вслепую куда-то еще было бы опасно.
– Вся эта затея… – произнес под конец Ченс, прислоняясь к машине. – Это уже не чисто гипотетически, так ведь?
В этот момент я завел мотор и посильней газанул, чтобы сделать вид, будто ничего не расслышал.
– Посмотри на меня, чувак! – Он дождался, пока я не уберу ногу с педали газа. – Я не тупой, ты вроде в курсе. Я знаю, что ты врешь мне. Думаешь, я боюсь пойти с тобой?
– С чего это ты взял?
– А с того, что между нами все стало по-другому, – ответил Ченс. – С того дня, в смысле. Когда мы в машине возвращались от дома Бекки и увидели тот плакат про призыв и все такое. Ты спросил, встал ли я на учет, а я сказал, что нет, и я заметил, как ты на меня посмотрел.
Ченс выдержал мой взгляд, хотя натужно сглотнул.
– Твои братья воевали, и твой отец воевал. И я знаю, что ты сам подумываешь завербоваться.
– Это вовсе не означает, что я думаю, будто ты боишься.
– Помнишь то письмо? – спросил Ченс. – То, в котором от тебя требуют встать на допризывной учет. Я сжег свое на заднем дворе. С тех пор пришли еще два, и их я тоже сжег. Когда я сейчас заглядываю в почтовый ящик, меня уже заранее тошнит.
Он отвернулся, качая головой.
– Я не хочу жить в страхе, но умирать тоже не хочу.
То, что я только что услышал, вдруг многое для меня объяснило. Мы с Ченсом обычно следили за ходом войны вместе. Отслеживали ход боевых действий, политику. Знали, какие части отправляются на передовую и куда именно. Но не так давно все изменилось, и чем больше проходило времени, тем разительней выглядели эти перемены. Если я заводил разговор о войне, Ченс предпочитал отмалчиваться. Мои разговоры о вербовочных пунктах и службе на добровольных началах все больше заставляли его нервничать.
– Это Вьетнам, – сказал я. – Сейчас у всех примерно такие же настроения.
Ченс коротко кивнул, но возникший напряг так и остался висеть между нами.
– Ну что, двинешь домой?
– Уже поздно.
Это был не ответ, и Ченс понимал это.
– Потом позвонишь?
– Конечно. Разумеется.
* * *
Проводив друга, Ченс еще долго стоял в вечернем сумраке, размышляя о тех частях своей души, которые только что обнажил, распахнул настежь. И неважно, что при этом говорил Гибби или насколько деланым было спокойствие у него на лице. Главное, что у друга появились новые поводы для сомнений. А так и должно быть, подумал Ченс. Война была реальностью. И на ней погибали такие же молодые ребята, как они сами.
Вернувшись в дом, Ченс опустился на колени перед кроватью и вытащил коробку с журналами, которые собирал с самого начала войны во Вьетнаме. Фотографии были крайне натуралистичны. На одной из страниц – тринадцать трупов, втоптанных в грязь, у одного из солдат в траншее напрочь отстрелена челюсть. На другой – полностью ослепший морпех не старше самого Ченса и северовьетнамский солдат, придавленный горящим танком, со вспучившейся пузырями кожей и криком на размытом, словно оплавленном лице, языки пламени вырываются прямо у него из макушки. Здесь были тысячи столь же ужасных фото, и Ченс мог просидеть над ними до самого утра.
На сей раз он листал эти журналы всего лишь час, после чего затолкал их обратно под кровать – как школьник стыдливо прячет свою коллекцию порнографии, боясь признаться в таком грехе даже самому себе.
* * *
Направляя машину к югу, я продолжал думать о Ченсе. Я не знал, что ему нужно и что сказать ему, но это правда, что я не хотел его втягивать. И по мере того, как «Каретный сарай» становился все ближе, мысли о друге все чаще сменялись размышлениями о том, что меня ждет в конце пути. Когда в Шарлотте кого-то убивают, очень велика вероятность того, что трупы обнаружат как раз в двухмильном радиусе от «Каретного сарая». Наркотики. Банды. Выбирай на вкус.
Бар представлял собой узкое одноэтажное строение из красного кирпича, стоящее в окружении потрескавшегося асфальта. Стоянку заполняли мотоциклы и пикапы. Входящие и выходящие женщины демонстрировали в основном голую кожу, а мужчины – большей частью тоже кожу, только в виде украшенных патчами кожанок. Выбравшись из машины, я был уже совсем близко от того, чтобы передумать. Солнце уже заваливалось за горизонт, накатывала темнота. Набрав полную грудь воздуха, я наконец двинулся с места, и трое мужчин у входа уставились на меня жесткими взглядами, когда я попался им на глаза. Патчи на их жилетах говорили о принадлежности к «Ангелам ада», а не к «Язычникам», но ни один не остановил меня, так что я протиснулся к бару и стал ждать, пока бармен, высокий мужчина с полотенцем через плечо, не обратит на меня внимание.
– По-моему, малыш, ты малость ошибся адресом.
Я махнул пятидесяткой.
– Это вам, если вы мне поможете.
– Ладно. – Купюра исчезла словно сама собой. – Говори, что тебе надо.
Я открыл было рот, готовый спасти жизнь своего брата. Но вдруг поймал себя на том, что и понятия не имею, что такого сказать.
Бармена это поначалу вроде позабавило. Но длилось это недолго.
– Пятьдесят баксов – серьезная сумма, но все же не настолько. Даю тебе еще десять секунд.
– Я брат Джейсона Френча.
– Угу. И что?
– Гм, вы знаете его?
– Не исключено.
– Он тут недавно был. Ввязался в драку с какими-то байкерами.
– Посмотри по сторонам! У нас тут, кроме драк и байкеров, других развлечений нету.
– Он был с Тирой Норрис.
– А-а, с этой…
Бармен закатил глаза, покачивая головой. Это могло означать что угодно, так что я попытался еще раз.
– Драка могла начаться из-за нее. Не припоминаете?
– Тира Норрис и драка с какими-то байкерами… – Лицо бармена вдруг закрылось, стало холодным и пустым, словно лист серого шифера. – На этом предлагаю закончить.
– Если это насчет еще денег… – Я опорожнил свой бумажник и разложил купюры на стойке. – Шестьдесят три доллара. Это все, что у меня есть.
