– Вы уверены в этих документах?
– Детектив Уильям Френч. Его удостоверение сейчас прямо у меня в руках.
– Подождите секундочку.
Брюс Уилсон опустил трубку, будто несколько лишних секунд прогнали бы проблему прочь. Он не был плохим начальником тюрьмы или просто плохим человеком. Он делал все, что только мог, при самых разных обстоятельствах. Разумеется, всегда существовал риск, что вдруг возникнет нечто подобное – первая костяшка домино, которая повалит все остальные.
– Вы слушаете? – спросил охранник.
– Скажи ему, что придется подождать.
Бросив трубку на рычаг, начальник быстрым шагом вышел из кабинета. Его секретарша попыталась остановить его каким-то вопросом, но он лишь бросил: «Не сейчас!», оставив ее стоять с обиженным видом. В корпусе с камерами смертников он прошел через пост охраны и спустился вниз. Икс, прислонившись спиной к двери камеры, писал очередную картину. Человек на холсте напоминал Джейсона Френча.
– У нас проблема.
Икс не соизволил даже повернуться.
– Полагаю, вы имеете в виду, что это у вас проблема.
– У ворот – отец Джейсона.
– Ну разве же это проблема?
– Он городской детектив, который хочет увидеть своего сына. И если я откажу, то пожелает узнать почему. А это означает вопросы, на которые я не готов ответить. Джейсон не оказался бы здесь без моего участия. Его отец знает это.
– Так дайте человеку повидаться с сыном.
– А что если он заговорит?
– Не заговорит.
– Да откуда вам это знать?!
Икс обернулся, приподняв бровь.
– Простите. – Начальник выставил перед собой ладони и понизил голос: – А что, если этот коп потянет не за ту ниточку? Что тогда произойдет?
– Джейсон знает, что от него ожидается. Не будет никаких ниточек. Заверяю вас.
– Ладно, ладно. – Нервный кивок. – Что еще я могу сделать?
– Вы можете кое-что вспомнить, начальник Уилсон. – Окунув кисть в кроваво-красную краску, Икс прикоснулся ею к холсту. – Вы можете вспомнить свои горькие уроки и действовать соответственно.
* * *
Френч не знал, чего ожидать от своего сына, но явно не такой холодной и отстраненной пустоты. В глазах – словно какой-то серый вакуум, глухой монотонный голос…
– Я не хочу тебя видеть. Зря ты сюда приехал, – проговорил Джейсон, когда охранник прикреплял наручники к кольцу на столе.
Френч силился понять. Он ожидал хотя бы чего-то – гнева, по крайней мере.
– Я приехал поговорить. Извиниться.
– Извиниться? В самом деле?
– Если ты меня выслушаешь…
– Почему сейчас, а не раньше?
Френч понятия не имел, что сказать. Всего секунду назад его мысли были ясными и четкими – даже слишком уж четкими.
– Просто уходи, – произнес Джейсон. – Езжай домой.
– Не в этот раз, сынок. Мне так много надо сказать, ведь мы уже буквально годы…
– О, так ты приехал поговорить про годы?
– Про допущенные ошибки. Про то, что я желал бы сделать совсем по-другому.
– Короче, припомнить семейную историю, – сказал Джейсон.
– Отчасти.
– Ладно. – Джейсон медленно прищурился. – Давай тогда поговорим о том, почему я пошел на войну.
– Ты пошел из-за Роберта – потому что он погиб страшной смертью, а ты был молод и зол…
– Это то, что ты обычно и говоришь себе?
– Разве это не так?
– Ты действительно хочешь поговорить про ошибки?
– Поэтому я и здесь.
– Я слышал ее в тот вечер, – Джейсон изучил отца этими своими пустыми глазами. – В тот вечер, когда мы узнали, что Роберт погиб, я слышал, что она сказала. Это и есть причина, по которой я пошел на войну.
«Габриэла, господи…» – подумал Френч.
– Сынок, она ничего не соображала от горя.
– Соображала или не соображала, но она сожалела, что это не я, а Роберт получил пулю в сердце. Как я мог оставаться в доме после этого? Или смотреть на нее? Или даже на себя? Вьетнам был всем, что у меня оставалось.
Френч отчаянно искал правильные слова, но просто не было никаких правильных слов. Откуда им взяться? Габриэла всегда больше всех любила Роберта. Он был самым первым и самым кротким, был ближе к ее сердцу среди всех ее сыновей. Джейсон, в противоположность ему, всегда был резким, язвительным, быстрым – острой иголкой, с которой надо обращаться с осторожностью. Это была слишком трудная правда, чтобы ее признать, но это было так. У Габриэлы имелся любимчик; у нее всегда имелся какой-нибудь любимчик.
– Выходит, ты нас ненавидишь?
Джейсон помотал головой.
– Я не испытываю к вам вообще никаких чувств.
– Я отказываюсь в это верить.
– Хочешь верь, а хочешь нет. Мне на самом деле все равно. Просто держись подальше от этого места, и Гибби тоже держи отсюда подальше.
– Сынок, прошу тебя. Давай об этом поговорим.
– Ты, может, и не помнишь, но я уже раз пробовал. – Джейсон встал, двинувшись так тихо, что даже цепи не издали ни звука. – Охрана! – позвал он. – У нас все.
26
Развернувшись боком на пассажирском сиденье здоровенного «Кадиллака», Ченс все выискивал в сидящем за рулем хоть какие-то знакомые признаки того своего лучшего друга, которого он знал бо́льшую часть своей жизни. Этот казался более молчаливым, сосредоточенным и неумолимым. Вприщур наблюдал за дорогой, в уголках глаз собрались морщинки. Вроде было неправильно считать автомобиль «одолженным», но Гибби это вроде тоже ничуть не волновало. Он небрежно поворачивал руль, словно это и не была машина его матери, которую они фактически угнали. Когда он кивнул, морщины у него на лице вроде стали еще глубже.
– Когда я в последний раз видел Сару, она не стала со мной разговаривать. На сей раз все будет по-другому. Вот увидишь.
Ченс мало что знал о намерениях Гибби; только лишь что Тира была той убитой девушкой, а Сара – ее соседкой по квартире.
– И что, по-твоему, она тебе расскажет? В смысле, на что ты надеешься в лучшем случае?
– Мне нужна информация про Тиру. Место работы. Другие ее подруги. Другие ее хахали. Все, в чем она могла накосячить. Мне нужно с чего-то начать. Если кто-то и может мне это дать, то только Сара. – Он чуть замедлил ход. – Вот ее улица.
– Вроде богатый райончик…
– А вон и ее дом, третий от перекрестка.
Автомобиль, взвизгнув шинами, резко остановился у тротуара, и Ченс оглядел дорогое на вид строение у самой дороги. Занавески были задернуты. На подъездной дорожке стоял помятый «Мерседес».
