– Будет проще, – произнес мужчина, – если ты не будешь орать.
Ченс закрыл рот; почувствовал, как занемели пальцы.
– Ну вот и молодец. Садись. – Пришелец махнул пистолетом, и Ченс осел в кресло. – Скажи, как тебя зовут.
Ченс назвал ему свое имя.
– На подъездной дорожке нет машины. Кто-нибудь еще есть в доме? Мать? Отец?
– Мать. На работе.
– Она приходит домой в течение дня?
Ченс не смог ничего ответить. Разум окончательно забастовал.
– Так да или нет? – спросил мужчина. – Это совсем простой вопрос.
– В час. Она приходит домой в час.
– Как насчет домработницы? Друзей?
– Только я.
Что-то разок буркнув, мужчина вытащил пару наручников и протянул их Ченсу.
– Если не трудно, пожалуйста… За спиной.
Ченс не двинулся с места. Пальцы у него окончательно занемели, рук и ног он тоже не чувствовал.
– Давай я тебе помогу.
Мужчина встал – глаза влажные, пустые и серые. Вдавил пистолет в шею Ченса, орудуя наручниками одной рукой. Одно запястье. Второе. Сел опять, и комната словно перекосилась.
«Этого не может быть на самом деле…»
Но мужчина сидел прямо перед ним, морщинистый и бледный, нацелившись на него глазами, похожими на уличные лужи.
– Мне нужна одна услуга, – сказал он. – Телефонный звонок. У тебя есть друг – Гибсон Френч.
Ченс кивнул; почувствовал слюну в уголке рта.
– Как ты его обычно называешь – Гибби или Гибсон?
Ченс медленно моргнул.
– Гибби.
– Мне хотелось бы с ним познакомиться. Прямо сейчас. Мне нужно, чтобы он приехал сюда, и я хочу, чтобы ты это устроил.
* * *
Я услышал шаги отца задолго до того, как он постучал в дверь. Поспать мне особо не удалось. Такая уж ночь.
– Гибсон?
За этим опять должен был последовать стук в дверь – неизбежно и неотвратимо. Я мог с точностью до секунды предсказать, когда это произойдет.
«Пять, четыре, три…»
– Входи, па.
Вид у него был столь же хронически невыспавшийся, каким чувствовал себя сейчас я сам. Та же одежда, что и вчера вечером.
– Доброе утро. Хорошо поспал?
– Как младенец, – сказал я.
– Ну да, я тоже.
Так вот и начался день – с взаимного вранья на одну и ту же тему. Отец присел на кровать, явно испытывая проблемы с тем, чтобы заглянуть мне в глаза. Его большие руки тоже казались бесполезными. Я не знал, чего он хочет, но слова собрались у меня во рту, словно у них были какие-то собственные планы.
– Я знаю, почему Джейсона выгнали из морской пехоты.
Это было явно не то, что он ожидал услышать. Его глаза подозрительно сощурились.
– Ты был у меня в кабинете?
– Нет.
– Где ты получил эту информацию?
– А это вообще-то важно?
Отец ничего не ответил, и это молчание сообщило мне все, что требовалось знать.
– Ты ведь тоже знаешь причины? Почему они отправили его домой с лишением прав и привилегий?
Он знал; это было тоже сразу понятно.
– Ты в курсе про медали?
Мой отец двинулся к окну с таким видом, будто споткнулся об коробку с надписью «Ядовитые рептилии» и теперь в страхе ожидал, какая из тварей выползет оттуда первой.
– В курсе, – ответил он.
– И про ту резню?
– Господи, сынок! – Отец потер пальцами глаза, куда более бледный, чем обычно. – Это секретная информация.
– Они говорят, что, если б не Джейсон, это был бы второй Сонгми.
– Ты и впрямь залезал ко мне в стол. Ты нашел эту долбаную папку из Минобороны, с личным делом твоего брата!
– Я не стал бы этого делать. – Но я уже подумывал об этом. – Хотя я прав. Разве не так?
– Это несправедливое сравнение. Американские солдаты убили в Сонгми пятьсот крестьян, гражданских, всех до единого, женщин и детей, даже младенцев. А здесь до такого не дошло.
– Хотя могло дойти. Говорят, что Джейсон спас целую деревню.
– Мало что на войне настолько черное и белое.
– А это было. Его действия там.
Я видел в глазах отца глубокую непреодолимую тоску и понимал, почему он мог так себя чувствовать. В церкви «Не будь как твой брат» он был главным настоятелем. Но то, что я узнал от Дарзелла, в корне изменило все мои представления о Джейсоне. Через три года после резни в Сонгми взвод морпехов озверел точно так же, как спецгруппа «Чарли» в этой маленькой деревушке в округе Сонтинь Южного Вьетнама.
Деревня, про которую шла речь, была еще меньше, чем Сонгми, – не более чем кучка хижин, примостившихся вдоль одного из притоков реки Бон-Хой.
Дарзелл не знал, что именно запустило резню, но Джейсон и его экипаж находились в пяти милях от демилитаризованной зоны, когда появилось первое тело, плывущее по реке лицом вверх, – совсем юная девушка, по словам Дарзелла, маленькая и хрупкая, с четырьмя пулевыми отверстиями в груди. К тому моменту, как бронекатер Джейсона прибыл в деревню, этот взвод морпехов уже оставил там тридцать три трупа, раскиданных по глинистым берегам реки или качающихся, как пробки, в прибрежных камышах. Силы южновьетнамской армии использовали бронекатер, чтобы эвакуировать тех выживших, каких удастся найти, но для Джейсона и мастер-чифа этого было недостаточно. По-прежнему слышались стрельба, людские крики; так что они вошли в деревню одни, чтобы противостоять целому взводу озверевших от крови морпехов. Джейсон получил три пули, прежде чем удалось остановить это безумие, и даже это не помешало ему избить командующего взводом лейтенанта чуть ли не до смерти.
– Мы никогда его не слушали, – сказал я.
– О чем ты говоришь, сынок?
– Он спас триста человек в тот день…
– Выдающийся поступок, я знаю.
– Ты не дал мне закончить. Он совершил этот выдающийся поступок, а когда вернулся домой обиженный на весь белый свет, мы его даже не выслушали.
– Джейсон не хотел говорить про войну, вообще никак.
– Мы не упростили ему задачу, так ведь? Мама – словно яичная скорлупа, в любой момент готовая треснуть, и ты, настолько уверенный в том, что правильно, а что неправильно…
– Да, кое в чем мы поступили несправедливо. Но твой брат – далеко не святой. Можешь мне в этом поверить.
– Ты имеешь в виду наркотики… – Я хрипло рассмеялся. – Естественно, ты имеешь в виду наркотики!
– Героин разрывает город на части! Я вижу это каждый божий день. Что бы твой брат ни совершил во Вьетнаме, закончил он как наркоман, а может, и даже как наркоторговец. Я не могу этого оправдать. И даже близко тебя ко всему этому не подпущу.
