Отец лишь отмахнулся от этого замечания, и к нему обратился Долф:
– Вот поэтому-то ты и вызвал Паркса, так? Чтобы он предавался сомнениям за тебя.
– Будет проводиться расследование, – сказал Паркс. – А в нынешней ситуации это все равно что бросить спичку прямо вот сюда. Будет жарко. Скоро тут будет не протолкнуться от репортеров.
– Репортеров? – переспросил я.
– Двое уже приперлись в мой дом, – сообщил мой отец. – Вот потому-то мы и здесь.
– Надо было поставить кого-нибудь у ворот, – заметил я.
– Да, – Паркс кивнул, – причем белого, не мигранта. Кого почище и того, кто умеет вести себя уважительно, но твердо. Если это попадет в новости, я хочу, чтобы на зрителей с экрана смотрело лицо типичного среднего американца.
– Господи! – Долф с отвращением рухнул в кресло.
– Если полиция или еще кто-то захочет о чем-то поговорить, направляйте их прямо ко мне. Как раз для этого я и здесь. За это-то вы мне и платите.
Отец посмотрел на Долфа.
– Займись, – произнес он.
Паркс вытащил стул из-под карточного стола возле окна и протащил его по ковру. Сел напротив меня.
– Итак, расскажите мне про вчерашний вечер. Я хочу знать, о чем они спрашивали, и не менее хочу знать, что вы им сказали.
Я стал рассказывать, а все остальные слушали. Адвокат расспросил меня про реку, про Грейс. Хотел знать, что было сказано между нами. Я повторил то же самое, что сказал копам.
– Это не существенно, – сказал я ему.
– Это уж мне судить, – возразил Паркс, по-прежнему продолжая дожидаться ответа.
Это была мелочь, я знал, но только не для Грейс; так что просто отвернулся к окну.
– От молчания не будет много толку, – заметил адвокат.
Я лишь пожал плечами.
* * *
Потом я поехал в город, чтобы купить что-нибудь приятное Грейс, но передумал, едва только пересек городскую черту. Дэнни не нападал на Грейс – это в конце концов улеглось у меня в голове. А значит, тот, кто это сделал, по-прежнему находился здесь. Может, Зебьюлон Фэйт. А может, и нет. Но поход по магазинам не мог хоть сколько-нибудь приблизить меня к ответу.
Припомнилась женщина, которую я видел в синем каноэ. Она была с Грейс совсем незадолго до нападения. На реке. Может, она что-то видела… Хоть что-то.
Как там ее?
Сара Йейтс.
Я остановился у первого же попавшегося таксофона. Кто-то уже оторвал от телефонной книги обложку, и многие листы были вырваны, но список Йейтсов я все-таки нашел. Не набралось их и на целую страницу. Поискал Сару Йейтс, но такой в справочнике не значилось. Помедленней пробежался по списку имен. Во второй колонке нашлась некая Маргарет Сара Йейтс. Решил обойтись без звонка.
Добравшись до исторической части города, я поставил машину в тени столетних деревьев. Нужный мне дом состоял сплошь из высоких колонн, черных ставней и ползучей глицинии толщиной с мою руку. Дверь покрывала двухсотлетняя броня свинцовых белил, поверх которой висел бронзовый молоток в виде головы лебедя. Когда дверь стала открываться, показалось, что подалась внутрь сама стена. Возникшая, а затем расширившая щель оказалась как минимум двенадцати футов высотой – стоявшая за ней женщина, и без того миниатюрная, казалась по сравнению с ней совсем крошечной. Меня окутал запах сухой апельсиновой кожуры.
– Чем могу помочь?
Возраст основательно согнул спину хозяйки дома, но лицо ее оставалось живым и проницательным. Темные глаза оценивающе нацелились на меня из-под легкого макияжа и седых, уложенных лаком волос. Лет семьдесят пять, предположил я. Сшитый на заказ костюм сидел как влитой, в ушах и на шее сверкали бриллианты. Антикварная шелковая дорожка у нее за спиной убегала куда-то в мир серьезных денег.
– Доброе утро, мэм. Меня зовут Адам Чейз.
– Я знаю, кто вы такой, мистер Чейз. Я просто восхищаюсь усилиями вашего отца, защищающего этот город от алчности и преступной недальновидности остальных! Побольше бы таких людей.
На миг ее искренняя прямота выбила меня из колеи. Немногие женщины способны так вот спокойно стоять и болтать с каким-то мутным типом, некогда осужденным за убийство.
– Простите, что беспокою, но я пытаюсь связаться с женщиной, которую зовут Сара Йейтс. Я подумал, что она может жить здесь.
Теплое выражение разом слетело у нее с лица. Темные глаза затвердели, зубы скрылись за плотно поджатыми губами. Ее рука двинулась к двери.
– Здесь нет никого с таким именем.
– Но вас зовут…
– Меня зовут Маргарет Йейтс. – Хозяйка сделала паузу, и ее глаза сверкнули. – Сара – это моя дочь.
– А вы не знаете…
– Я не общалась с Сарой больше двадцати лет.
Она слегка навалилась на дверь.
– Мэм, прошу вас! Вы не знаете, где можно найти Сару? Это очень важно.
Дверь перестала двигаться. Женщина поджала сухие губы.
– А зачем она вам?
– Напали на одного дорогого мне человека. Не исключено, что Сара видела что-то, что может помочь мне отыскать того, кто это сделал.
Миссис Йейтс призадумалась, после чего неопределенно махнула рукой.
– Последнее, что я слышала, – это что она в округе Дэвидсон. Там, за рекой.
Я мог пустить стрелу из лука с территории фермы «Красная вода» и попасть в округ Дэвидсон на другой стороне реки. Но это довольно большой округ.
– А не представляете, где именно? – не отставал я. – Это действительно для меня очень важно.
– Если б это крыльцо было ярким центром всей вселенной, мистер Чейз, тогда Сару надо было бы искать в самом удаленном отсюда месте. – Я открыл было рот, но она тут же меня оборвала: – Самом удаленном и самом темном.
Миссис Йейтс отступила на шаг.
– Передать ей что-нибудь? – спросил я. – Если допустить, что я ее найду.
Хрупкое тело обвисло, и эмоции, которые коснулись ее лица, были мягкими и быстрыми, как взмах крылышек мотылька. А потом спина закостенела и глаза взлетели вверх, колючие и жесткие. Под пергаментной кожей набухли голубые вены, и ее слова треснули, словно горящая сухая трава:
– Никогда не поздно покаяться! Вот что ей передайте.
Миссис Йейтс стала напирать на меня, и я отступил; она последовала за мной наружу, воздев палец, ее глаза стали сумасшедше-голубыми.
– Передайте ей, чтобы молила Господа нашего Иисуса Христа о прощении!
Я нащупал ногами ступеньки.
– Передайте ей, – вещала она, – что адское пламя неугасимо!
Лицо хозяйки древнего дома буквально переполняли какие-то непонятные эмоции, и она указующе нацелилась перстом в мой правый глаз. Огонь в ее голосе обжег меня еще раз, а потом угас.
