Я уже почти доехал до больницы, когда зажужжал мой мобильник. Звонила Робин.
– Ты где? – спросил я.
– Посмотри в зеркало. – Я глянул и увидел ее автомобиль в каких-то двадцати футах позади себя. – Тормозни где-нибудь. Нам надо поговорить.
Я свернул влево в тихий спальный райончик, построенный в начале семидесятых. Низенькие домики с крошечными окошками, аккуратные ухоженные садики… В двух кварталах от меня катались на великах детишки. Малыш в желтых штанах упоённо пинал красный мячик. Вид у Робин был жутко деловой.
– Я тут кое-кого аккуратно поспрошала с утра, – сказала она. – Связалась с людьми, которым доверяю. Попросила их держать меня в курсе. И мне только что позвонил один знакомый детектив. Прямо из суда, он там должен был показания давать. Но не успели его вызвать, как вдруг объявился Грэнтэм и отвлек судью.
– Судью Рэтборна?
– Угу. Рэтборн объявил перерыв и пригласил Грэнтэма в свой кабинет. А через десять минут объявил, что заседание переносится.
Робин примолкла.
– Ты ведь уже знаешь, зачем он туда приперся?
– От одного из секретарей. Железно. Грэнтэм предоставил судье аффидевит
[28] в качестве основания для ордера на арест. Судья его подписал.
– Ордер на чей арест?
– Пока непонятно, но, учитывая то, что нам уже известно, я сильно подозреваю, что там указана твоя фамилия. – До нас долетал отдаленный смех, пронзительные повизгивания играющих детишек. Глаза Робин были полны тревоги. – По-моему, тебе надо срочно связаться с адвокатом.
* * *
Грейс спала, когда я вернулся в больницу. Мириам уже ушла, и в палате сидел только мой отец с закрытыми глазами. Я поставил цветы возле кровати, положил на тумбочку журналы. Довольно долго стоял, глядя на Грейс и размышляя о том, что только что сообщила мне Робин. События близились к своей логической развязке.
– Ты как? – спросил меня отец. Его глаза были красными со сна. Я молча показал на дверь, а когда вышел, отец последовал за мной в коридор. С силой потер рукой лицо.
– Я дожидался, пока ты вернешься, – сообщил он. – Сказал Дженис, что хочу видеть всех в доме на ужин. Я хочу, чтобы ты тоже пришел.
– Могу поспорить, что Дженис это очень не понравилось.
– Семья есть семья. Она это знает.
Я посмотрел на часы. Скоро полдень.
– Мне нужно переговорить с Парксом Темплтоном, – сказал я.
На лице отца промелькнула тревога:
– Что-то случилось?
– Робин думает, что Грэнтэм выписал ордер на арест на мое имя.
Он моментально все понял:
– Потому что они опознали твои отпечатки на стволе Долфа!
Я кивнул.
– Пожалуй, тебе лучше уехать.
– А куда? Нет. Я не стану опять спасаться бегством.
– И что думаешь делать?
Я опять глянул на часы:
– Давай-ка выпьем. На крыльце. Как когда-то.
– Я позвоню Парксу из машины.
– Скажи ему, чтобы приезжал побыстрее.
Выйдя из больницы, мы свернули к парковке.
– Хочу, чтобы ты еще кое-что для меня сделал, – сказал я.
– Что именно?
Я остановился, и он тоже.
– Мне надо поговорить с Дженис. С глазу на глаз. Хочу, чтобы ты это устроил.
– А могу я спросить, зачем?
– Она свидетельствовала против меня на открытом судебном процессе. Мы никогда не разговаривали на эту тему. По-моему, этот вопрос надо окончательно закрыть. А она может не захотеть со мной общаться.
– Она боится тебя, сынок.
Я ощутил знакомый гнев.
– И что, по-твоему, я по этому поводу чувствую?
* * *
Уже в машине я вытащил открытку, запечатанную в пластиковый конверт. Дэнни так и не добрался до Флориды – я был в этом совершенно уверен. Я еще раз изучил фото на открытке. Песок слишком белый, чтобы быть настоящим, вода столь чистая и прозрачная, что способная смыть любые грехи.
«ИНОГДА ЭТО КАК РАЗ ТО, ЧТО НАДО».
Тот, кто убил Дэнни Фэйта, отправил эту открытку в попытке скрыть преступление. Скорее всего на ней полно отпечатков. Я уже в сотый раз терялся в догадках, следует ли рассказать о ней Робин. Решил, что пока не стоит. В основном для ее же собственного блага. Но было тут и нечто большее. Кто-то по какой-то неизвестной причине убил Дэнни Фэйта. Кто-то нацелил ствол и спустил курок; затащил Дэнни на утес и сбросил в глубокий темный провал.
Прежде чем отправляться к копам, мне надо было узнать, кто именно.
На тот случай, если это был кто-то, кого я люблю.
* * *
Мы собрались на крыльце – все из наших до единого, и хотя напитки были не из дешевых, спиртное в стаканах казалось жиденьким и паленым, словно заверения, которыми мы обменивались. Никто из нас на самом деле не верил, что все будет в порядке, а когда слова иссякли, как это часто и бывает, я стал изучать лица, кажущиеся в жестких лучах яркого опускающего солнца голыми и беззащитными.
Долф прикурил, осыпав влажными крошками табака рубашку. Небрежно смахнул их, даже не озаботившись опустить взгляд. И все же вид у него был более чем озабоченный, и эту ничем не прикрытую озабоченность он сейчас не снимая носил на себе, словно свои сапоги, без которых пропал бы с концами, – в этом отношении мой отец мог быть бы ему родным братом. С обоих словно ободрали всю кору, отскоблили до блеска.
Джордж Толлмэн смотрел на мою сестру с таким видом, будто какая-то часть ее могла в любой момент отвалиться, и ему надо было успеть как можно быстрей подхватить этот кусок, прежде чем тот упадет на землю и рассыплется в пыль. Он постоянно брал ее за руку и низко наклонялся к ней, стоило ей заговорить. Время от времени Джордж поглядывал на моего отца – как я заметил, с совершенно неприкрытым обожанием на лице.
Джейми мрачно сидел перед шеренгой пустых бутылок. Уголки рта у него опустились, жесткая тень наполняла глазницы. В разговор он вступал нечасто, так тихо и неразборчиво бурча, что его мало кто слышал.
– Это нечестно, – раз проворчал братец, и я заключил, что говорит он о Грейс; но когда я поднажал, Джейми лишь помотал головой и запрокинул над головой коричневую бутылку какого-то импортного пива, которое выбрал.
Вид у Дженис тоже был совершенно измученный – облупленные ногти, темные круги под глазами, пустой взгляд. Выглядела она еще хуже, чем вчера. Слова слетали с ее губ часто, но как бы по принуждению, и были такими же колючими, как и она сама. Дженис играла ту роль, которой мой отец ее наделил – хозяйки дома, – и, к ее чести, действительно старалась. Но смотреть на это было тяжко, а глаза моего отца ее особо не щадили. Он сказал ей, чего я хочу, и ей это не понравилось. Вообще-то это было буквально на ней написано.
