– Я двадцать лет отработал детективом в отделе насильственных смертей в Шарлотте. Навидался столько убийств, что сейчас едва ли уже все и упомню. Папки с делами об убийстве лежали у меня на столике возле кровати – хотите верьте, хотите нет. Трудно уложить в голове столько бессмысленных смертей. Трудно сфокусироваться. В конце концов однажды я ошибся и отправил в тюрьму ни в чем не повинного человека. Его закололи заточкой в тюремном дворе за три дня до признания настоящего убийцы. – Он примолк и уставился на меня тяжелым взглядом. – Я переехал сюда, потому что убийство в округе Роуан – дело по-прежнему из ряда вон выходящее. У меня есть время уделить внимание жертвам. Время сделать все правильно. – Снял очки, подался ближе. – Я крайне серьезно воспринимаю свою работу и особо не переживаю, что по этому поводу скажет начальство.
– Что вы этим хотите сказать?
– Я видел отцов, готовых безвинно пострадать за грехи своих сыновей, мужей, готовых сесть в тюрьму вместо жены и наоборот. Не помню, видел ли я когда-нибудь, чтобы один друг брал на себя убийство другого, но уверен, что такое вполне может произойти, если дружба достаточно крепка.
– Хватит, – сказал я.
– Особенно если тот, которому грозит тюрьма, умирает от рака и ему нечего терять.
– По-моему, вам здесь больше нечего делать.
Грэнтэм открыл дверцу машины.
– И последнее, мистер Чейз. С нынешнего утра Долф Шеперд поставлен под надзор с целью предотвращения попыток суицида.
– Что?!
– Он умирает. Я не хочу, чтобы он покончил с собой, прежде чем я доберусь до сути всего этого. – Грэнтэм опять нацепил очки. – Передайте своему отцу, что я хочу с ним побеседовать, когда ему станет получше.
Потом он повернулся и был таков – скрылся за блестящим стеклом, в котором отражались высокие желтые облака и глубокая голубизна безветренного неба. Я посмотрел вслед его машине, подумав о тревожной растерянности отца и словах, которые он произнес с такой убежденностью.
«Странные вещи могут происходить в человеческом сердце, Адам. Там достаточно силы, чтобы сломать человека».
Я по-прежнему не понимал, о чем он говорил, но вдруг встревожился. Перевел взгляд с удаляющейся машины Грэнтэма на окно комнаты отца на втором этаже. Оно было чуть приоткрыто, не больше чем на дюйм внизу. Поначалу там не было ничего, а потом занавески слегка пошевелились, словно от ветра.
По крайней мере, так я сказал самому себе.
Да, это всего лишь ветер.
Глава 24
Мне нужно было поговорить с Долфом. Очень нужно. Ничто не имело ни малейшего смысла: ни признание Долфа, ни подозрения Грэнтэма. Единственной – еще более бессмысленной, чем убийство Дэнни Долфом Шепердом – была мысль, что это сделал мой отец. Так что я отправился в изолятор временного содержания, где в посещении мне с ходу отказали. Да, посещения разрешены, но только в определенные часы и только если ваше имя есть в списке, в котором моего имени не было. Это решает сам заключенный, сообщили мне.
– А кто в списке Долфа Шеперда? – спросил я.
Имя Грейс там оказалось единственным.
Я повернулся к двери, но тут же остановился. У охранника был скучающий вид.
– Должен же быть какой-то способ, – произнес я.
Он обвел меня ровным взглядом.
– Неа.
Раздраженный и расстроенный, я отправился в больницу. Отец уже успел рассказать Грейс про Долфа, и я мог только предполагать, какие мысли и чувства сейчас ее обуревают. В ее палате я обнаружил лишь неубранную постель и сегодняшнюю газету. Арест Долфа удостоился первой полосы. Его фотографию поместили под заголовком, гласящим: «УБИЙСТВО НОМЕР ДВА НА ФЕРМЕ «КРАСНАЯ ВОДА».
Факты о смерти Дэнни были скудными, но описания – весьма красочными. «Под покровом бездонного, ослепительно-голубого неба из глубокой трещины в мрачной скале были извлечены частично скелетизированные останки». Хотя шериф назначил пресс-конференцию только на следующий день, «заслуживающие доверия источники» явно увлеклись. Досужие рассуждения и откровенные домыслы расцвели пышным цветом. «Пять лет прошло с тех пор, как на этой самой ферме был убит еще один молодой человек».
Мое фото было на второй странице.
Неудивительно, что отец напился.
Прикрыв за собой дверь палаты Грейс, я отыскал сестринский пост. За стойкой сидела привлекательная молодая женщина, которая сообщила мне в довольно отрывистых тонах, что меньше часа назад Грейс выписали из больницы.
– По чьему решению?
– По ее собственному.
– Она еще не готова выписываться! – воскликнул я. – Я хочу поговорить с ее врачом!
– Я попросила бы вас немного понизить голос, сэр. Врач не позволил бы ей уйти, если б не считал, что ее состояние ей это позволяет. Ради бога, пообщайтесь с ним, если хотите, но он скажет вам абсолютно то же самое.
– Черт бы все это побрал! – в сердцах бросил я и удалился.
Грейс я нашел сидящей на бордюре возле центра временного содержания – к коленям прижат пакет с вещами, голова опущена. Над лицом ее свисали слипшиеся волосы, и она лишь тихонько покачивалась, когда в каких-то четырех-пяти футах от нее проносились автомобили. Я остановил машину как можно ближе к ней и вылез. Она так и не подняла взгляд – даже когда я присел рядом с ней. Так что я стал смотреть на небо, вполглаза присматривая за машинами. Я уже был здесь меньше часа назад. Мы, должно быть, просто разминулись.
– Меня к нему не пустили, – наконец произнесла она.
– Но ты же в списке, Грейс! Ты единственный человек, которого он хочет видеть!
Она помотала головой, и ее голос стал почти неслышным:
– Он под наблюдением для предотвращения суицида.
– Грейс…
– Самоубийства! – Ее голос прервался; она опять начала раскачиваться, и я уже в сотый раз проклял Грэнтэма. Грейс хотела видеть Долфа, а Долф хотел видеть ее. Она могла задать вопросы, которые я задать не мог; но Грэнтэм, гад, поставил его под это чертово наблюдение! Запретил свидания абсолютно со всеми. Я сильно подозревал, что решение Грэнтэма больше преследовало цель предотвратить любые контакты Долфа с остальными людьми, чем попытку наложить на себя руки. Это было умно. И это было бездушно.
Сволочь.
Я взял Грейс за руку – она была вялой и сухой. Ощутил у нее на запястье что-то скользкое и заметил, что она даже не сняла больничный браслет. Опухоли на лице начали спадать, синяки по краям пожелтели.
– Ты знаешь, что у него рак?
Она вздрогнула.
– Он об этом особо не говорил, но эта пакость всегда была где-то рядом, как еще один человек в доме. Он пытался подготовить меня.
Меня вдруг осенило:
– Так вот почему ты не стала поступать в колледж!
