В любой момент были готовы появиться слезы, и рука Грейс поспешно метнулась к глазам, прежде чем те успели скатиться по лицу.
– Ну ладно, пошли, – сказал я. – Давай отвезу тебя домой.
– Я не хочу домой, – сказала она. – Мне нужно делать что-то. Что угодно.
– Тебе нельзя тут оставаться. – Она подняла лицо, и я увидел просто-таки воплощение безнадежного горя. – Тут ты все равно ничего не сделаешь.
Я отвез ее обратно в дом Долфа. Все это время Грейс держалась так, как будто где-то в самой ее глубине застрял здоровенный кусок льда. То и дело содрогалась всем телом. Раз я попытался было заговорить, но она меня сразу заткнула:
– Просто отстань, Адам! Ты все равно ничего не сможешь исправить.
Практически те же самые слова, которые я сказал Долфу после того, как мой отец пригрозил убить меня.
Грейс позволила мне проводить ее в дом и усадить на край кровати. Пакет, который она принесла с собой, свалился на пол, руки столь же бессильно упали на кровать ладонями вверх. Я включил лампу и присел рядом. Ее загар поблек, веки тяжело набрякли. Стежки хирургических швов на сухих инертных губах выглядели особенно жутко.
– Может, водички принести? – спросил я.
Она помотала головой, и я заметил, что часть волос у нее подернулась сединой – длинные пряди ярко отсвечивали в свете лампы, словно тонкие стальные проволочки. Я обнял ее за плечи и поцеловал в макушку.
– Я наорала на твоего отца, – тихо произнесла Грейс. – Он пришел в больницу и все рассказал. Хотел остаться со мной, когда выложил все новости. Сказал, что мне нельзя уходить из больницы, что он не разрешает. Я наговорила ему довольно жутких вещей.
– Все нормально, – сказал я. – Он все понимает.
– Ну как мне теперь? – воскликнула она.
Я покачал головой.
– Я не знаю, почему он это делает, Грейс. А вот что действительно знаю, так это что тебе нужно прилечь.
Она поднялась на ноги.
– Лежа я ничего полезного не сделаю. Должно же быть что-то, что можно сделать!
Грейс три раза быстро прошлась туда-сюда, а потом остановилась и неподвижно застыла.
– Ничего-то я не могу сделать! – с совершенно убитым видом произнесла она.
Я ухватил ее за руку, притянул обратно к кровати.
– Тебе не приходит в голову, кто еще мог желать смерти Дэнни Фэйту? Вообще кто угодно. А я это проверю.
Когда Грейс подняла голову, глаза ее были полны невыразимой муки.
– Ничего-то ты не понимаешь, – произнесла она.
– Чего не понимаю?
Ее руки сжались на моих, и глаза опять обрели зеркальную яркость.
– По-моему, это как раз он-то и убил.
– Что?!
Она резко встала и, крепко ставя ногу, прошла в дальний угол комнаты.
– Не стоило мне этого говорить. Забудь. Сама не соображаю, что несу.
– Грейс, уж мне-то ты можешь доверять! Что вообще происходит?
Когда она повернулась, в линии ее рта проглянула безжалостная твердость.
– Я больше не знаю тебя, Адам. Не знаю, могу тебе доверять или нет.
Я встал, открыл было рот, но Грейс обогнала мои слова:
– Ты влюблен в копа.
– Это не…
– Не отрицай этого!
– Да не собираюсь я это отрицать! Я хочу сказать, что это не имеет никакого значения. Я никогда не поставлю Долфа под угрозу. – Грейс попятилась в угол комнаты. Ее плечи вздернулись вверх, словно чтобы прикрыть уязвимую шею. Кулаки сжались. – Я тебе не враг, Грейс. И не враг Долфу. Мне нужно знать, что происходит. Я могу помочь.
– Я не могу тебе сказать.
Я шагнул к ней.
– Не подходи! – выкрикнула Грейс, и я увидел, насколько она близка к срыву. – Мне нужно самой во всем разобраться. Мне нужно подумать.
– Ладно. Просто успокойся. Давай обо всем этом поговорим.
Она опустила руки, и плечи пошли вниз тоже. Ее на глазах наполняла решимость.
– Тебе надо уходить, – сказала она.
– Грейс…
– Убирайся, Адам.
– Мы еще не закончили.
– Убирайся!
Я двинулся к двери, но остановился, опершись рукой о косяк.
– Подумай как следует, Грейс. Это ведь я, и я тоже люблю Долфа.
– Ты ничем не можешь мне помочь, Адам. И ничем не можешь помочь Долфу.
Мне не хотелось уходить. Многое по-прежнему оставалось недосказанным. Но она захлопнула дверь у меня перед носом, оставив меня таращиться на тонкий слой облупленной синей краски. Мне захотелось выломать эту дверь. Мне хотелось буквально втряхнуть здравый смысл в испуганную женщину, которая, похоже, уже окончательно не соображала, что к чему. Но Грейс была как эта краска – настолько местами истончилась, что из-под нее просвечивало голое дерево. Я провел ладонью по двери сверху вниз, и хрупкие синие чешуйки посыпались на пол. Я сдул остатки с пальцев.
Все двигалось так, как я даже отдаленно не мог себе представить. Все изменилось, люди тоже; и мой отец был прав в одном.
Пять лет – довольно долгий срок, и ничегошеньки-то я не понимал.
* * *
Я позвонил Робин. Она была на месте какого-то домашнего скандала и сказала мне, что долго разговаривать не может. На заднем плане я слышал, как женский голос сыплет оскорблениями, а мужской лишь повторяет: «Заткнись!» – снова и снова.
– Ты слышала про Долфа? – спросил я.
– Слышала. Мне очень жаль, Адам. Заключенных не помещают под такой надзор без какой-то веской причины. Не знаю, что и сказать.
В голове у меня промелькнули слова Грэнтэма: «Я не хочу, чтобы он покончил с собой, прежде чем я доберусь до сути всего этого».
Он должен был ошибаться.
Насчет всего.
– Все нормально. Я не поэтому звоню. Я тут натолкнулся на Грэнтэма. Он собирается просить твое начальство отстранить тебя. Подумал, что тебе следует знать.
– Он уже попросил. Мой босс сказал ему: а вот выкуси.
– Это хорошо.
– Ну что ж, твоя наводка насчет склада оказалась крепкой. Вчера вечером там провели рейд и изъяли более чем на триста тысяч долларов кристаллического мета. Похоже, Зебьюлон Фэйт оказался более крупным игроком, чем мы думали. А до кучи нашли еще несколько коробок лекарства от простуды, которые, как они думают, были похищены из распределительного склада возле аэропорта в Шарлотте.
– Лекарства от простуды?
– Угу. Его ингредиенты используются при изготовлении мета. Долго рассказывать. Послушай, есть еще одна вещь, которую тебе надо знать…
