Внутри Робин вырубила сигнализацию, включила кое-где свет и сопроводила меня в спальню. Там царил идеальный порядок. Та же самая кровать. Часы на столике показывали десять минут десятого.
– Кажется, стало малость попросторней, – заметил я.
Она остановилась, как-то по-новому наклонив плечи.
– Стало, когда я выбросила все твои шмотки.
– Ты могла поехать со мной, Робин. Можно подумать, я тебя не просил.
– Давай только не будем все это опять начинать, – сказала она.
Присев на кровать, я стянул туфли. Наклоняться было больно, но Робин не стала мне помогать. Пробежавшись взглядом по фотографиям в комнате, увидел одну с самим собой на прикроватном столике. Фотка была вставлена в маленькую серебряную рамку, и на ней я улыбался. Я потянулся было к ней, но Робин в два решительных шага пересекла комнату. Без единого слова подхватила ее, перевернула и убрала в ящик комода. Я подумал, что она сейчас выйдет, но Робин остановилась в дверях.
– Давай ложись уже, – произнесла она, и что-то дрогнуло у нее в голосе. Я посмотрел на ключи, которые Робин до сих пор держала в руке.
– Ты уходишь?
– Займусь твоей машиной. Нечего ей там делать всю ночь.
– Беспокоишься из-за Фэйта?
Она пожала плечами.
– Все возможно. Ложись в кровать.
Нам было что сказать друг другу еще, но мы оба не знали, как это сделать. Так что я разделся и пролез под ее простыни; подумал о той жизни, которая у нас была, и о том, как она закончилась. Робин могла поехать со мной. Я еще раз сказал себе это. И повторял до тех пор, пока меня окончательно не одолел сон.
Заснул крепко, и все же в какой-то момент вдруг проснулся. Надо мной стояла Робин. Ее волосы были распущены, глаза ярко сияли, и держалась она так, будто в любую секунду была готова рассыпаться в пыль и разлететься по сторонам. «Это тебе просто снится», – прошептала она, и я подумал, что, наверное, так оно и есть. Вновь позволил темноте затянуть меня вглубь, продолжая слышать, как Робин шепотом повторяет мое имя, и по-прежнему пытаясь поймать взгляд ее глаз, ярких и влажных, словно монетки на дне ручья…
Проснулся я совсем один в холоде и сером полусвете, поставил ноги на пол. Рубашка была вся в крови, так что надевать ее не стал; но штаны были в порядке. Робин я нашел за кухонным столом, где она неотрывно смотрела вниз на ржавые решетки оружейного магазина. Аромат душа до сих пор витал вокруг нее; на ней были джинсы и бледно-голубая рубашка с подвернутыми манжетами. Перед ней дымилась чашка кофе.
– Доброе утро, – сказал я, ища взглядом ее глаза и вспоминая сон.
Робин внимательно изучила мое лицо, синяки на груди.
– Есть перкоцет
[9], если надо. Кофе. Бублики, если хочешь.
Судя по голосу, она от меня закрылась. Равно как и судя по глазам.
Я сел напротив нее, и свет жестко упал на ее лицо. Ей еще не исполнилось двадцати девяти, но выглядела она старше. Смешливые морщинки пропали, черты лица заострилось, полные губы сжались в нечто узкое и бледное. Сколько таких перемен пришли от пяти лет работы в полиции? А сколько от меня?
– Хорошо поспал? – спросила она.
Я пожал плечами.
– Странное что-то снилось.
Робин отвернулась, и я понял, что видел ее тогда вовсе не во сне. Она наблюдала за мною спящим и тихонько плакала про себя.
– Я на диване перекантовалась, – сообщила она. – Пару часов уже как встала. Не особо-то привыкла к гостям.
– Приятно слышать.
– А ты? – Туман словно слетел с ее глаз.
– Тоже.
Робин изучала меня поверх ободка своей кружки, с лицом, полным сомнений.
– Твоя машина под домом, – произнесла она наконец. – Ключи на кухонной стойке. Можешь побыть здесь столько, сколько захочется. Поспи еще. Есть кабельное, кое-какие приличные книжки.
– Ты уходишь? – спросил я.
– Покой нам только снится, – отозвалась она, но не двинулась с места.
Я поднялся, чтобы налить себе чашку кофе.
– Вчера вечером я виделась с твоим отцом. – Ее слова кулаком ударили в спину. Я ничего не сказал – не мог позволить ей увидеть свое лицо, не хотел, чтобы она знала, что эти слова со мной сделали. – После того как забрала твою машину. Доехала до фермы, поговорила с ним на крыльце.
– Что, в самом деле? – Я попытался скрыть внезапное беспокойство в голосе. Зря она это сделала. Но я мог представить их там, на крыльце, – далекий изгиб темной воды и столб, к которому мой отец любил прислоняться, глазея на противоположный берег…
Робин ощутила мое неудовольствие.
– Ему надо было это услышать, Адам. Лучше уж он узнает от меня, что ты вернулся, чем от какого-нибудь первого попавшегося придурка. И уж тем более от шерифа. Он должен знать, что ты серьезно пострадал, так что не станет гадать, чего это ты не появился у него прямо сегодня. Я выиграла тебе время, чтобы малость оправиться и вообще взять себя в руки. Я думала, ты мне только спасибо скажешь.
– А моя мачеха?
– Она оставалась в доме. Не пожелала иметь со мной никакого дела.
Робин примолкла.
– Или со мной.
– Она свидетельствовала против тебя, Адам. Давай оставим эту тему.
Я все еще не поворачивался. Ну абсолютно все шло не так, как я надеялся! Взявшись за край кухонной стойки, вцепился в нее что было сил. Подумал про отца и про пропасть, что пролегла между нами.
– Как он? – спросил я.
Секунда молчания, затем:
– Постарел.
– У него все в порядке?
– Не знаю.
Что-то в голосе Робин заставило меня обернуться.
– Что? – переспросил я, и она подняла глаза к моим.
– Понимаешь, все происходило чинно-благородно, твой отец держался с большим достоинством. Но когда я сказала ему, что ты вернулся домой, он расплакался.
Я попытался скрыть смятение.
– Неужели это его так расстроило? – спросил я.
– Я не это имела в виду.
Я застыл в ожидании.
– По-моему, он плакал от радости.
Робин ожидала от меня каких-то слов, но я не смог ответить. Поспешно перевел взгляд к окну, пока она не заметила, что в глазах у меня тоже набухают слезы.
* * *
