– Неплохо у нее получается, – заметил я.
– Идеально, – поправил меня отец. – Она этим уже целый час занимается. Ни разу пока что не промазала.
– И вы все это время сидели здесь?
– Мы дважды пытались поговорить с ней. Она ни в какую.
– В чем проблема?
Лицо его пришло в движение, выражая целую гамму эмоций.
– Долф сегодня первый раз предстал перед судом.
– Она там была?
– Его привели, скованного по рукам и ногам. Наручники, ножные кандалы, цепь на поясе… Он едва мог идти со всем этим добром. Толпа репортеров. Этот мудак шериф. Окружной прокурор. С полдюжины приставов, словно Долф какой-то особо опасный преступник. Черт! Это было невыносимо. Он ни разу не посмотрел на нас. Ни на меня, ни на Грейс, даже когда она пыталась привлечь его внимание. Она просто так и подскакивала, а он…
Отец не договорил. Мириам неловко поерзала.
– Ему предложили защитника, и он опять отказался. Грейс убежала вся в слезах. Мы заехали сюда ее проведать. – Он опять мотнул головой. – И вот что обнаружили.
Мои глаза опять метнулись к Грейс. Тетива плавно, но быстро натянута, тут же отпущена. Шлепок закаленной стали в подбитый мягким брезент. Ощущение разрываемого воздуха.
– Тебя искал Грэнтэм, – сообщил я. – Похоже, он считает, что по-прежнему остались какие-то темы для разговора.
Я внимательно посмотрел на отца. Он продолжал наблюдать за Грейс, и его лицо ничуть не изменилось.
– Мне нечего сказать Грэнтэму. Он пытался поговорить в суде, но я отказался.
– Почему?
– Посмотри, что он нам сделал!
– А ты знаешь, о чем именно он хочет поговорить?
Его губы едва двинулись:
– А это важно?
– Ладно, что будет с Долфом? Что дальше-то?
– Я поговорил на эту тему с Парксом. Окружной прокурор ждет вердикта Большого жюри о привлечении к уголовной ответственности и передаче дела в суд. К несчастью для Долфа, Большое жюри заседает на этой неделе. Прокурору не придется впустую тратить время. И он получит этот вердикт. Тупой придурок признался. Как только Большое жюри вернет вердикт, Долфу официально предъявят обвинение. А потом будут решать, требовать ли смертной казни.
Я ощутил знакомый холодок.
– Слушание по правилу двадцать четыре
[38], – ровным голосом произнес я. – Чтобы определить, соответствует ли содеянное высшей мере наказания.
– Помнишь еще…
Отец не мог встретиться со мной взглядом. Я знал все эти этапы изнутри. Это был один из худших дней в моей жизни – когда приходилось долгими часами слушать споры законников, получу ли я смертельную инъекцию в том случае, если меня признают виновным. Я стряхнул это воспоминание, опустил взгляд вниз и увидел, что рука моего отца покоится на кипе страниц, лежащих на сиденье рядом с ним.
– Что это? – Я ткнул в них пальцем.
Он подхватил бумаги, издал горлом какой-то звук и передал их мне.
– Петиция. Составленная торговой палатой. Они вручили мне ее сегодня. Аж вчетвером. Полномочные представители, как они назвались, будто я не знаю их всех уже лет тридцать, если не больше…
Я быстро перелистнул страницы. Увидел сотни имен, большинство из которых были мне знакомы.
– Эти люди хотят, чтобы ты продал землю?
– Шестьсот семьдесят семь человек. Друзья и соседи.
Я передал бумаги обратно.
– Что скажешь?
– Люди имеют право на собственное мнение. Но ничего из этого не изменит моего.
Отец явно не собирался и дальше обсуждать этот вопрос. Я подумал про долг, который ему предстояло выплатить в самое ближайшее время. Я хотел поговорить с ним об этом, но не мог при Мириам. Не хотел ставить его в неловкое положение.
– Как ты, Мириам? – спросил я.
Она попыталась улыбнуться:
– Готова ехать домой.
– Тогда дуйте, – сказал я отцу. – Я останусь тут.
– Будь с ней потерпеливей, – сказал он. – Она слишком гордится ношей, которую несет.
Отец повернул ключ. Я постоял в облаке пыли, глядя им вслед, а потом присел на капот своей машины и стал дожидаться Грейс. Плавно и уверенно двигаясь, она все с тем же тихим упорством продолжала посылать стрелы в цель. Через несколько минут я переставил машину поближе к дому, зашел внутрь и вышел с пивом. Перетащил кресло-качалку на другую сторону крыльца, откуда мог наблюдать за ней.
Солнце уже тонуло за горизонтом.
Грейс так и не сбилась с ритма.
Когда же наконец поднялась на крыльцо, мне показалось, что она пройдет мимо, не произнеся ни слова, но Грейс остановилась в дверях. В полутьме ее синяки казались черными.
– Рада тебя видеть, – сказала она.
Я остался сидеть.
– Вот думаю, не приготовить ли мне ужин.
Она открыла дверь.
– То, что я тогда тебе сказала… Не обращай внимания.
Грейс говорила про Долфа.
– Пойду в душ, – объявила она.
Я нашел в холодильнике мясной фарш, и к тому моменту, как она вышла, ужин уже был на столе. От нее пахло чистой водой и цветочным мылом. Влажные волосы терлись о халат, в который она переоделась, и при виде ее лица новые шипы вонзились мне в грудь. Глаза выглядели получше, но порванные губы с черными тугими стежками хирургических швов по-прежнему казались воспаленными и какими-то незнакомыми. Темно-лиловые сердцевины синяков начинали понемногу зеленеть по краям.
– Не получше немного? – спросил я.
– Это-то? – Грейс показала на свое лицо. – Это не имеет значения.
Она посмотрела на воду, которую я ей налил, а потом полезла в холодильник за пивом. С треском вскрыла банку, отпила и села. Перед тем как приступить к еде, поддернула рукава, и я увидел повреждения на ее левом предплечье. Тетива буквально сжевала его, оставив длинные рубцы чуть ли не по всей длине. Грейс перехватила мой напряженный взгляд.
– Господи, Грейс! Щиток надо было надевать!
Она поднесла вилку ко рту, не поведя и глазом, и указала на мою тарелку:
– Ты есть-то собираешься?
* * *
Мы ужинали, пили пиво и практически не разговаривали. Пытались, но разговор не шел, и молчание стало почти уютным. Главное, что мы оба сидели за одним столом. Этого было вполне достаточно. Когда я пожелал ей доброй ночи, ее глаза уже заметно отяжелели. Я устроился на гостевой кровати, размышляя о бессовестном вранье Джейми и предстоящем завтра разговоре, обо всем том, что с такой невероятной силой бурлило вокруг меня. От невероятного объема этих неведомых мне сил комната кружилась. Жизнь, во всем своем запутанном многообразии, словно изливалась закручивающейся вниз воронкой из какого-то обширного пустого пространства, так что, когда Грейс открыла дверь, это показалось давно предопределенным.
