– …о чём Вы думаете, дорогая? – поинтересовалась Санча. – Так вот, как я говорила, от чтения Писания моя душа столь переполняется счастьем и возвышенностью, что ни на что другое и времени не остаётся. Что же касается веселья, то нет охоты и веселиться.
– В самом деле? – откликнулась гостья, поглощённая своим мысленным «десертом», а потому не расслышавшая вопроса. – Как знать, может быть, найдёт и на меня такая сентиментальная причуда…
Тут королева Венгрии вернулась из оцепенения. Внезапно её посетила мысль, от которой ей захотелось немедленно покинуть покои Санчи: «Хм, ещё несколько часов, проведённых с этой старой клячей, и я брошусь на колени, раскаиваясь в своих помыслах, а на следующий день подамся в монахини! Нет, ну какая же ведьма…»
– Дорогая сестрица, не знаю, о каком возвышении Вы говорите, кроме возвышенности от чтения Писания… Но не лучше ли найти себе мужчину, с которым Вы могли бы предаться поискам небесного откровения? Я помогу Вам раздобыть такого, мой ангел! По-моему, ничего в этом особого или странного нет… А-ха-ха, глядишь, какой-нибудь молоденький мускулистый и уверенный в себе рыцарь поможет отвлечь от молитвы целомудренную настоятельницу и скрасить времяпрепровождение, осеняя Вас своим крестом. В конце концов, достойная и радостная жизнь, пусть даже с лёгким привкусом ереси, никогда не помешает! – решила позабавиться Елизавета.
– Ах, как мило, чего только на свете не посчитают причудами, но в первый раз слышу такую откровенность… Это прелестно! Вы ничуть не утратили своё знаменитое чувство юмора! – еле вымолвила смутившаяся Санча.
– Дорогая, Вы же наверняка знаете, что частенько в стенах монастырей его обитатели попивают винцо из погребов, пользуясь всеми развлечениями, какие только могут предоставить настоятели. Я же уже состоявшаяся и упорствующая грешница, давно оказавшаяся на пути к пороку… В общем, прекратите уповать на Божью помощь и хоть разок подержите в руках древко дьявольского стяга у хорошенького рыцаря! Кстати, искренне верю, что отбившаяся овечка всегда может вернуться в лоно Господне, так что, будьте уверены, я помолюсь за Вас! – продолжала королева, подумав про себя, что на неё явно оказывает влияние эта раздражающая благочестивость вдовы.
– Мне хотелось бы знать Ваше мнение о…
– К сожалению, я должна прервать нашу беседу, – Елизавета бесцеремонно перебила Санчу на полуслове. – Прошу меня простить, но мне необходимо вздремнуть, а затем съездить по одному очень важному делу. Позвольте выразить Вам признательность за приятную беседу и угощение.
– Как будет угодно Вашему Высочеству. Да благословит Вас Господь, моя дорогая, – тихо произнесла Санча с искренним пониманием в голосе.
Августейшие подруги мило попрощались, и Елизавета поспешила уйти, пытаясь скрыть внутреннее смятение, что не очень соответствовало решительному характеру венгерской государыни. За дверьми она сразу же отчитала прислугу, затем с криками набросилась на конюхов. Угадать мысли и чувства, обуревавшие венгерку в тот момент, не представляло труда для всех, кроме несчастной Санчи.
Воистину ошибаются те, кто считает женщин из тех далёких времён менее опасными, чем сейчас.
Глава X
В октябре 1343 года Петрарка вновь посетил Неаполь, в своём послании прося папу утвердить его на пост в администрации королевского двора. Кроме того, Петрарка рассчитывал, что понтифик разрешит кардиналу Колонне освободить графов Минервино, Лучеры и Потензы – братьев Пипино, которые уже отбывали пожизненное заключение в темнице Капуа, тем более что бароны находились в тесной связи с братьями кардинала в Риме и помогали им урегулировать некоторые спорные вопросы. В своём письме к кардиналу Колонне Петрарка писал:
«Ваше Высокопреосвященство! Надеюсь, моё письмо найдёт Вас в добром здравии и прекрасном расположении духа. Сразу после прибытия в Неаполь я встретился с двумя королевами и консулом, чтобы проинформировать их о цели моего прибытия. Но, гнусность мира, консул – настоящий монстр! Пусть небеса избавят землю Италии от такого вредителя! Я думаю, что в Мемфисе, Вавилоне и в Мекке Иисус Христос менее презираем сарацинами. Я скорблю за мой любимый Неаполь! Ничего святого – ни жалости, ни правды, ни веры: страшное животное с лысой головой и босыми ногами, короткий, опухший, в порванном тряпье, сбившемся на сторону для показа голого тела, не только с презрением относится к мольбам граждан, но, прикрываясь притворной святостью, так же обращается и к посланникам Его Святейшества.
И это неудивительно – его целью является сбор сокровищ. Заполненные золотом сундуки абсолютно не соответствуют тряпью, которое он носит. Пожалуй, и Вам знакомо его имя. Его зовут Роберт, внедривший себя во дворце того Роберта, который умер и который был гордостью нашего времени, в противовес чему этот является его гнусностью. Я начинаю верить в то, что из останков мёртвого выскочил змий – из останков великого короля воскресла гадюка. Ах, гнусность мира, которая заполняет место великодушного короля Роберта! Какова игра фортуны, которая распределяет всё для собственного удовольствия, в понятии которой лишь мелочь в мире была заменена: бриллиантовое солнце – на чёрную тьму! Она могла бы просто взять лучшее, заменив его на самое низкое и худшее, но не на столь свирепое и жестокое чудовище. Разве может он заменить такого монарха? Тот, который развращённее Дионисия, Фалериса и Агатоклеса, был оставлен, чтобы править двором Неаполя, но с новой формой тирании. Он не носит ни корону, ни парчу, ни шёлк, но нищенскую накидку, грязную и кривую, которая прикрывает лишь половину его опухшего тела. С его крадущейся походкой, согнутый не из-за возраста, а вследствие своего лицемерия, он управляет дворами обеих королев с высокомерием и тиранией, притесняя слабых, держа закон под ногой, игнорируя человеческое и Божественное. Как новый Палинурус или Тифис, он сидит на корме великого судна, которое непременно скоро пойдёт ко дну, так как все моряки – такие же, как и он, за исключением епископа Кавайона, который пытается поддерживать правосудие, брошенное другими. Но что способен сделать один ягнёнок в стае волков?
Ему остаётся только выпорхнуть из государства в свою собственную церковь и своё стадо, что, я верю, и произойдёт. Но он сохраняет верность королевству, что будет развалено, и словам умирающего Роберта, который говорил, насколько доверяет ему. Насколько он может, в окружении толпы больных коллег, он сопротивляется, протестует, ищет средства для борьбы со злом, причинённым другими, подставляя собственное плечо для поддержки основ государства. Епископ протягивает ему руку помощи, но не может удержать от падения. Прошу Бога, чтобы он был не сломлен, пока монах Роберт жив! Будет хорошо, если Вы передадите это и всё, о чём я написал, папе, добавив, что его священная делегация будет сарацинами принята лучше, чем здесь.
Но пока я исхожу злостью и пытаюсь разгрузить от гнева мою грудь жалобами, от которых, боюсь, Вы заболели, и чтобы наконец покончить с этим, я должен Вам сказать, что три или четыре раза я посещал заключённых в Капуе – и им больше не на кого надеяться, кроме как на Вас. Что я понял: несправедливый судья абсолютно ничего не сделал, да к тому же невезение в их деле и гордость – враг страданиям, а те, кто судит их, имеют весомые куски от их состояния. И естественно, их свобода идёт вразрез с выгодой судей. Тяжела судьба людей в их положении: если они потеряют всё, то, даже приобретя свободу, не смогут чувствовать себя в безопасности и, скорее всего, лишатся жизни. Я видел их с металлическими колодами на ногах – шокирующие обстоятельства и пример злорадства фортуны!
