– Мы не должны забывать, что в 1940 году, когда Франция была буквально задавлена гитлеровской мощью, только Британия отказалась сдаться и спасла свободу мира, – заявил он. – Мы не забудем, что, приняв генерала де Голля на своей земле, вы дали возможность сначала «Свободной Франции», а затем и всей Франции продолжать борьбу.
Не обошлось и без красноречивой прямолинейности.
– Кажется, еще не так давно ваша страна рассматривала Экономическое Сообщество как одно из тех континентальных альянсов, которые в течение более чем трех столетий Британия упорно и успешно старалась разрушить. Со своей стороны, Франция видела в Британии страну, решительно обращенную к океану, то есть находящуюся на краю Европы. Теперь мы убедили друг друга в обратном. Впервые за более чем десять столетий народы страны Западной Европы, от Норвежского моря до Средиземного, решительно поддерживают идею экономической интеграции и политического сотрудничества.
Теперь не может быть никаких «запоздалых мыслей», твердо сказал он. Прошло всего чуть более четырех десятилетий, и стало ясно, что он был совершенно неправ. Однако в тот вечер Brexit мог бы показаться столь же невероятным, как и внезапное появление Людовика XVI.
Наконец, Королева поднялась, чтобы обратиться к гостям с речью, которая к этому времени подверглась более тщательной дистилляции, чем пятизвездочный коньяк. Некоторые – хотя и не все – сделанные ей поправки были приняты. Министерству иностранных дел удалось вернуть кое-какие из своих формулировок. В своем варианте речи Королева написала: «Теперь существует надежда, что нашим старинным взаимоотношениям может быть придано новое измерение». В тот вечер слова «может быть» заменили на «будет». И Министерство иностранных дел значительно улучшило то, что сегодня назвали бы «масштабным предвидением» – в конце концов, в речи остался «поворотный момент истории». Кто настоял на том, чтобы снова вернуть в речи эту строчку? Возможно, сам премьер-министр? Последнее слово в таких делах всегда остается за Даунинг-стрит. В конце битвы проектов речи между самым еврофильским правительством Британии и от рождения осторожной Королевой и ее придворных оказалось, что их силы равны. В речи был раздел, который не претерпел никаких изменений, получил одобрение всех составителей. Это было замечание, которое привнесло в тот вечер столь желанную нотку веселья.
– Пусть при движении мы придерживаемся левой или правой стороны дороги, – сказала Королева. – Но мы движемся в одну сторону.
Хотя с речами было покончено, вечер, конечно, продолжался. Главы двух государств прошли в Зеркальную галерею Версаля на послеобеденный прием, куда были приглашены 2000 человек. «Великолепный прием в Зеркальной галерее омрачили лишь прожекторы телевизионщиков и толкотня выдающихся французов и француженок, локтями пробивавшихся поближе к Королеве и герцогу Эдинбургскому», – сообщал в своем отчете сэр Кристофер Соумс. Французские СМИ были очарованы. По словам Le Figaro, речь Королевы и ее присутствие представляли собой не что иное, как «освящение» новой эры.
Тон визита был уверенно заявлен. Теперь настало время для обеих сторон насладиться атмосферой и взаимным восхищением. На следующий день Королеву чествовали в ратуше, где она выступила перед городским советом Парижа. В тех же самых комнатах, где Эдуард II объявил в 1904 году о формировании Антанты, Королева обратилась к Парижу с несколькими цветистыми фразами, которые она и ее советники ранее вычеркнули из текста речи на государственном банкете накануне вечером.
– Для нас этот город не похож ни на один другой; скорее, это свет, сияющий в воображении, – заметила она на беглом французском. – Это город вне времени, однако он движется вместе со временем.
Несмотря на сомнения министра иностранных дел в том, что судьба может «течь», подобно реке, Королева в этом не сомневалась, скорее считала, что может:
– Большая часть судеб Европы протекает в Лондоне и Париже, подобно Темзе и Сене…
В очередной раз французские СМИ высоко оценили чувство стиля Королевы – особенно ее бирюзовый берет – и остались под таким же глубоким впечатлением от сделанного ей выбора приглашенных на небольшой ланч, который был затем дан в британском посольстве. Вместо того чтобы пригласить туда, как обычно, достойных граждан, Королева устроила «неформальный» ланч, который они с герцогом Эдинбургским ввели в Букингемском дворце. В Британии раз в несколько месяцев дюжине выдающихся в своей сфере деятельности людей – среди них мог быть театральный режиссер, епископ, начальник полиции, профессор и так далее – звонил заместитель Мастера Королевского двора и спрашивал, не желают ли они прибыть на ланч с Королевой. После первоначальных смешков и ответов типа: «Хватит меня разыгрывать!», им предлагали перезвонить на коммутатор Дворца и попросить соединить их с заместителем Мастера Королевского двора, который и подтверждал, что приглашение было настоящее. Отказавшихся практически не бывало. В Париже Королева решила устроить то же самое, собрав за одним столом ведущего врача, руководителя телекомпании, романиста Жана д’Ормессона и кутюрье Пьера Бальмена.
Для сотрудников кухни посольства это было лишь первым испытанием того дня. Вечером Королева ожидала президента на обед. Посол был в своей стихии – трапеза в те годы, когда посольство возглавлял Соумс, всегда была ключевым элементом британской дипломатии.
– Первым делом Соумс каждый день встречался с поварами, чтобы решить, что будет подано на стол, – говорит сэр Роджер дю Буле, который служил тогда начальником канцелярии и хорошо помнит внимание своего босса к деталям. – Он мог сказать: «Мы же не подумали о цвете. Нам нужен яркий цвет – пусть будут помидоры или морковь!» И даже в качестве домашнего вина у него всегда подавали превосходный кларет.
В преддверии визита посол со своим шеф-поваром сделали все возможное, чтобы ответный банкет Королевы мог превзойти все, подготовленное французами. За консоме Madrilène последовала паровая лососина под соусом муслин
[238], филе говядины с «перигорскими жемчужинами» и шербет à la Полина Боргезе
[239]. Даже самые требовательные из знакотов французских вин не смогли бы придраться к безупречному выбору напитков – сухое белое Chateau Laville Haut-Brion 1962 года, бордо Chateau Latour 1949 года и шампанское Pol Roger
[240] 1955 года. Королева приняла участие в гастрономических хитростях, распорядившись отправить из Дворца ящики с самой лучшей посудой.
